Кризис либерального гуманизма

История уходящего тысячелетия учит нас, что следует идти одной дорогой: не терять вожделения к окончательной истине, самоотверженно искать ее и смело открывать новые пути. Именно вера заставляет разум преодолевать всевозможные барьеры изоляции и не колеблясь идти на риск в поисках всего прекрасного, доброго, истинного.

(Из энциклики Папы Ивана Павла ІІ “Fides et ratio”. 56. 14 сентября 1998).

Преамбула

Взявшись как любитель за освещение темы глобального кризиса со своей точки зрения независимого иследователя, что случилось после прочтения сборника статей современных философов (PMF), я осознавал недостаточность собственной теоретической подготовки и помимо своих исследователей время от времени знакомился с попадающимися мне на глаза работами специалистов. Когда слабости первоначального варианта моей работы становились очевидными, я вносил в текст изменения и дополнения. Это вело к тому, что его объем увеличивался без меры, а изложение становилось более сумбурным. Поэтому для облегчения восприятия основных мыслей, места с их повторением в новом варианте выделены мелким шрифтом. Практически теперь работу нужно былор бы писать заново, но у меня нет самообмана в том, что она будет замечена в научных кругах. Соответственно она как была, так и остается моим помощников в формировании моего собственного мировозрения. Прошу случающихся читателей иметь это в виду и относиться к автору со снисхожденим.

Предисловие

Философия – не наука в строгом смысле слова и от настоящей науки отличается, кроме всего другого, тем, что она связана с заинтересованностью человека результатом собственных исследований, что, впрочем, характерно для большинства гуманитарных наук. Желая приобщиться в собственных интересах к преодолению техно-гуманитарного дисбаланса, который имеет место в современном мире, я принял решение обнародовать свои философские рассуждения, которым разве чуть меньше лет, чем мне самому. Имея техническое образование, я занимаюсь самостоятельными исследованиями в области этнологии, в основе которых лежит мой собственный графоаналитический метод, впервые описанный много лет назад в авторитетном российском издании (Стецюк В.М. 1987).

Результаты моих исследований, которыми я занимаюсь почти полвека и которые охватывают период в несколько тисяч лет, неизбежно ведут меня к более широкому взгляду на все процессы, которые до сих пор происходили в мире. Ознакомившись в общих чертах с состоянием современной философской мысли, я с пониманием воспринимаю мнение австралийского ученого широкого профиля:

Те схоластики, которые, бравируя профессионализмом, отрицают возможность характеризовать широкий исторический размах, просто отвергают возможность существования порядка большой продолжительности, потому что он не существует в мелочах, среди которых они без конца копаются (Gare Arran. 1996, 72) .

Эта критика относится и к работе широко известного философа с претенциозным названием "Конец истории" (Фукуяма Фрэнсис. 2004). Выводы Фукуямы подвергаются большому сомнению, а российскими философами и вовсе отвергаются, хотя и сводятся нескольким простым идеям. В частности, полностью не воспринимаэтся мысль о конечной цели исторического развитися в повсеместном установлении в мире либеральной демократии (Никифоров Александр. 2021, 83). Противостояние философии России и Запада имеет долгую историю и временами его содержание принимало поэтическую форму:

все важнейшие аспекты жизни, уклада и культуры западного общества переживают серьезный кризис… Больны плоть и дух западного общества, и едва ли на его теле найдется хотя бы одно здоровое место или нормально функционирующая нервная ткань… Мы как бы находимся между двумя эпохами: умирающей чувственной культурой нашего лучезарного вчера и грядущей идеациональной культурой создаваемого завтра. Мы живем, мыслим, действуем в конце сияющего чувственного дня, длившегося шесть веков. Лучи заходящего солнца все еще освещают величие уходящей эпохи. Но свет медленно угасает, и в сгущающейся тьме нам все труднее различать это величие и искать надежные ориентиры в наступающих сумерках. Ночь этой переходной эпохи начинает опускаться на нас, с ее кошмарами, пугающими тенями, душераздирающими ужасами. За ее пределами, однако, различим рассвет новой великой идеациональной культуры, приветствующей новое поколение — людей будущего (Сорокин П. 1992, 427).

Такая драматизация истории не характерна для западних философов, хотя критическое отношение к европейским реалиям зародилось в самой Европе. Освальд Шпенглер, предрекая ее закат, предполагал увеличение влияние росийского опыта на мировой порядок вследствие своего негативного отношения к демократии (Spengler Oswald. 1920-1922). Действительно, демократия в сущности – это лишь одна из форм правления, которые в принципе должны обеспечивать человечеству прогресс, а в историческом процессе она не выглядит доминирующей, хотя и получает все большее распространение. Безусловно, возврата к примитивным формам правления быть не должно, но демократия должна модернизироваться и совершенствоваться, ибо вопреки утверждению Фукуямы она все-таки имеет внутренние противоречия. Фукуяма не очень углубляется в историю, ему также не хватает знаний, таких же, которых не хватало многим другим философам прошлого, таким как Гегель и Кант, следами которых идет американский философ (Фукуяма Фрэнсис. 2004, 13). Необходимость "понять гегелевскую концепцию человека или человеческой природы" (там же, 232) в наше время выглядит анахронизмом. Обогащенный результатами собственных исследований, я надеюсь, что мои рассуждения впишутся в макросоциологическую парадигму цивилизационного анализа, которая в наше время приобретает все большее число сторонников.

Мировой системный кризис

Невозможность свободного мира противостоять неспровоцированному вооруженному нападению России на Украину со всей очевидностью показала ошибочность выводов Фукуямы. Упомянутое противостояние России Западу приняло катострофическую военную форму. Шок от военных преступлений русской военщины заставил забыть о пандемии болезни, которая уже унесла жизни более шести миллионов человек. Но, если есть надежда на то, что усилиями медиков болезнь будет взята под контроль, как это произошло с синдромом приобретенного иммунодефицита (СПИД), то обеспечение мирного сосуществования между народами является гороздо более сложной задачей. Фактически мир оказался бессильным противодействовать абсолютному злу, несмотря на многочисленные громкие заявления о немедленной необходимости укротить агрессора мирными средствами. Необходимость существования ефективного механизма для обеспечения мирного и устойчивого развитися человеческой цивилизации становится все более очевидной. Уже две мировые войны убедили в необходимости коллективного контроля над мировым порядком и для поддержания и укрепления международного мира и безопасности была создана Организация Объединенных Наций. Эта организация продемонстрировала способность поддерживанть механизмы международного сотрудничества по таким вопросам как здравоохранение и культура, но оказалась совершенно неспособной поддердиванть дисциплину в международных отношениях. Разнообразие исторического опыта и социально-политического устройства государств мира чрезвычайно усложняют проблему их мирного существовавния. Регулирование их взаимодействия должно быть поставлено на научную основу и стремление к этому нашло свое отражение в разработках идеи глобального управления.

Это лишний раз свидетельствует о том, что имеющее место тесное взаимодействие науки и бизнеса не решает проблем без учета моральной составляющей человеческой деятельности. В декабре 2017 г. Римский клуб представил свой 43-й доклад под названием "Come on!", который начинается с заявления о том, что все знают, что мир переживает кризис. Все также знают, что кризис бывает циклическим. Однако авторы доклада утверждают, это не тот случай:

Этот кризис не цикличен, он нарастает. И он не ограничивается окружающей нас природой. Есть также социальный кризис, политический и культурный кризис, моральный кризис, а также кризис демократии, идеологий и капиталистической системы (Weizsäcker, von Ernst Ulrich, Wijkman Anders. 2018, 2).

Другие мыслители приходят к заключению, что мир переживает глобальный кризис, суть которого в потере устойчивости системы "Человечество". К этой мысли каждый из них приходит на основании собственного анализа событий и явлений в мире. Всесторонний анализ в европейско-американском контексте сделан в недавно опубликованной работе чешского философа (Комарек Станіслав. 2020), а другой ученый обобщенно обозначил такие угрозы, которые таит в себе существующий кризис:

1. Наличие и умножение всевозможных средств массового уничтожения, первым и главным среди которых является атомное оружие…

7. Стремительное и все ускоряющееся изменение действительности, в которой мы живем. В последние десятилетия темп изменений вырос и продолжает расти так быстро, что адаптивная способность человечества становится под вопросом… (Воин А.М., 2016, 7-8).

Эти и другие угрозы постепенно, но явственно начинают проявляться в мире с нарастающей интенсивностью:

Большая (и растущая) часть населения по-прежнему живет в голоде и нищете; плодородные почвы истощается; загрязнение земли, воды и воздуха неблагоприятно влияет на обитателей Земли. В результате глобального потепления атмосфера становится все более турбулентной, и многие виды животного и растительного мира вымирают с такой скоростью, какой не бывало со времен пермского — конца мелового периода. Способность государств защишать своих граждан уменьшается по мере активизации транснациональных организаций, осуществляющих беспорядочную торговлю товарами и услугами. Экстраординарное распространение информационных технологий привело к тому, что чье-то решение об инвестициях или перемещение капитала способно обрушить мировые рынки и даже смести правительство. Растущий хаос в природе сопровождается политическим хаосом. О стабильности и надежности не может быть и речи, а ведь именно они должны были стать результатом научно-технического прогресса. Мы неожиданно оказались на пороге темного века, гораздо более опасного, чем Средневековье, ибо дезинтеграция носит глобальный характер (Гудвин Брайан, 2008, 48-49).

В самое последнее время демократизация технологий и информации привела к совершенно непредсказуемому последствию – появлению такой устрашающей черты современного мира как демократизация насилия. Если ранее государство сохраняло за собой монополию на законное применение силы и такое неравенство в применении силы между государством и личностью обеспечивало порядок, то в последние десятилетия подобное преимущество государства в значительной мере ослабло. Небольшие группы людей способны совершать масштабные террористические акты, которые наносят серьезнейший удар по государственной власти, затрудняя ей сосредоточиение усилий на решении других проблем, в том числе связанных со всевозрастающей демократизацией нашей жизни (Закария Фарид, 2004, 4).

Некоторые ученые заостряют внимание на других процессах и явлениях не столь очевидных, но настолько потенциально опасных для человечества, что в возможном новом "темном веке" будут уничтожены все современные культуры и цивилизации (Flechtheim Ossip K., 1988, 18). Следствием научно-технического прогресса стало нивелирование личности, в которой теперь доминируют черты или потребителя или производителя.

Чрезмерное потребление и сопутсвующее ему стремление к богатству многие ученые считают главной угрозой для развития человечества, что ранее других осознали философы-марксисты.

Стремление к богатству, охватывающее отдельных лиц и целые народы, приводит к обратному результату – разложению и гибели (цитируется по Лифшиц Мих. 1994, X).

Не так драматически, но с осознанием скрытой опасности ускоренного производства средств потребления пишут современные философы:

В конечном счёте главной ценой за общество потребления является порождаемое им чувство всеобщей неуверенности (Бодрийяр Жан. 2006, 46).

При интенсификации процесса производства человек становится придатком к машине с соответствующим этой машине культурным и нравственным уровнем. Материальные ценности имеют в его жизни все большее значение, гедонистические устремления начинают превалировать в поведении большинства, тем более, что удовлетворение потребности в наслаждении становится все более доступным.

Глубоко и всесторонне рассматривая проявления глобального кризиса и размышляя над его причинами, Александр Воин приходит к такому выводу:

Легко видеть, что в основе глобального кризиса лежит с одной стороны научно-технический прогресс, который, обеспечивая человечество колоссальными созидательными возможностями, обеспечивает его также еще большими разрушительными. С другой – неспособность современного человечества предвидеть отдаленные последствия научно-технического прогресса, а также неспособность различных групп человечества: народов, стран, партий, религий и прочих идеологических течений находить между собой общий язык и договариваться мирным путем. Последнее связано с отсутствием единой принятой всем человечеством морали и системы ценностей, что является еще одним важным фактором, способствующим неустойчивости системы «Человечество» (Воин А.М., 2016, 11).

Коротко определяя такое положение дел, А.П. Назаретян характеризует его как техно-гуманитарный дисбаланс, при котором средства культурной регуляции не соответствует возросшей мощи производственных технологий (Назаретян А.П. 2004). Иначе говоря, в настоящее время приоритет отдан совершенствованию технологий, но не человека (Комарек Станислав. 2004, 188). Несколько глубже рассматривает существующую ситуацию американский философ Чун-ин Чэн (Chung-Ying Cheng), видя в ее причине этический кризис, который "коренится в отсутствии и игнорировании интеграции этических ценностей в человеческих цивилизациях, а также в стремлении к преобладанию одной полезной формы этики над другими, показывая, таким образом, утрату гуманности – представления об основах этического мышления" (Чун-ин Чэн . 2019, 28).

В Европе никогда не господствовало одно законченное этическое учение вроде конфуцианства. Христианская этика носила слишком общий характер и допускала разные толкования. Многообразие философских учений соответствовало мультикультурности Европы и имело тот результат, что европейский рационализм воспринимал только те идеи, которые подтверждались на практике. Соответственно, плодотворно стали развиваться отрасли науки прикладного направления, когда реализация новых идей обещала принести определенную пользу и это развивало технический прогресс, который в наше время идет стремительными темпами:

…сегодня любая полезная инновация, скажем, в области информационных технологий, мгновенно разлетается по всей планете, попадая в руки добрых и злых, умных и глупых, точно так же, как когда-то на всех без разбора падал дождик с неба (Комарек Станіслав, 2020, 77-78).

Однако в гуманитарных науках положительный эффект найденной истины сказывается очень не скоро. Сделанные открытия в истории и лингвистике широкие круги не интересуют, а специалисты не заинтересованы в поддержке новых идей, если они не обеспечат личного успеха:

… карьера молодого ученого часто контролируются старшими коллегами предпенсионного возраста, которые во многих случаях уже не очень активны, следовательно, не знакомы с новыми методами. Желающие обеспечить себе карьеру аспиранты, независимо от того, насколько они являются творческими людьми, опасаются работать над чем-то непонятном для своих авторитетных руководителей (Smolin Lee, 2002, 5).

Такая ситуация характерна для любой отрасли науки, но в исторчних науках, где царит установка "все равно никто никогда не узнает, как оно было на самом деле" (читайте Формозов А.А. 2005). Там, где практика не может подтвердить результаты научных исследований, словесной риторикой и софистикой, демагогией незаинтересованных, недалеких ретроградов и карьеристов плодотворная идея может быть искажена, осмеяна, затоптана, а на самого автора будет повешен ярлык лжеученого. Такое положение вещей в большой степени является причиной техно-гуманитарного дисбаланса, который в Европе начал развиваться еще в средние века:

Знамение нужно также брать из роста и развития философии и наук. То, что основано на природе, растет и увеличивается, а все основанное на мнении, меняется, но не растет. Поэтому, если доктрины подобно растениям не были вырваны с корнем, но были связаны с лоном природы и питались ею, то не произошло бы того, что мы наблюдаем в течение двух тысяч лет: науки все еще находятся у своих оснований и остаются в практически в том же самом состоянии, они не делают заметного прогресса, достигли своего пика у своих самых ранних авторов и с тех пор находятся в упадке. Противоположную эволюцию мы видим в механических искусствах основанных на природе и озарении опыта, они постоянно крепнут и взрастают так, как будто они исполеняются духом по мере своего формирования. Сначала грубые, потом адекватные, позднее рафинированные и прогресирующие постоянно. (Bacon Francis. 2002, LXXIV).

Если во времена Бэкона отставание университетских наук от развития техники с беспокойством отмечали только внимательные мыслители, то в наше время техно-гуманитарный дисбаланс стал очевидным, но в целом отставание гуманитарных наук от технологий недооценивается. Лишь редкие ученые обращают внимание на необходимость рассматривать естественные и гуманитарные науки в тесной связи:

Ученое сообщество разделило, как известно, науки на естественные и гуманитарные. Однако диалектическое мышление не приемлет такого искусственного деления, потому что объекты исследования – Природа и Социум, по большому счету, едины, при этом они являются частями одного целого – земного и космического сегментов ноосферы. Результаты, полученные в естественных науках, приобретают подлинный смысл лишь тогда, когда к ним прикладываются критерии, выработанные в гуманитарных науках (Вокин Г.Г. 2015, 4).

Влияние философской мысли на развитие естественных наук хорошо видно на примере открытия электромагнетизма Эрстедом в 1820 г. Увлечение учением Фридриха Шеллинга о целостности мира и всеобщей связи явлений привело его к мысли о возможности влияния электрического тока на поведение магнитной стрелки. Проведенный им опыт, подтвердивший эту мысль, вызвал широкий резонанс среди физиков и проложил новый путь исследований (Кудрявцев П.С. 1982, 181-183). Тесная связь между всеми сферами научных знаний вместе с их расширением становится менее заметной и ее непонимание вызвало появление и распространение феномена, названного Максом Вебером по-немецки "Entzauberung der Welt", что может быть приблизительно переведено как "избавление от чар, демифологизация мира". Суть и последствия этого феномена кратко определены так:

… научно-технический прогресс и усиление влияния естественных наук приводят к упованию на принципиальную предсказуемость и техническую управляемость мира, в котором боги и другими непредсказуемые силы будут не у дел. Абсолютно уже больше нет веры в исключительно захватывающего Бога (Hoffmann Julia. 2014, 1).

Однако, если говорить о вере в Бога и о Его влиянии на поведение людей, то следует иметь в виду, что оно не распространяется на основную их массу, которая восприняла только Его образ, но никак не Идею, которой эта масса никогда не были затронута, так же как и проблемами греха и личного спасения (Бодрийяр Жан. 2000, 12). И такое положение тоже представляет собой новую проблему со все возрастающей демократизацией человеческих обществ:

… дело не в том, будто они (массы – ВС) кем-то дезориентированы, – дело в их внутренней потребности, экспрессивной и позитивной контрстратегии, в работе по поглощению и уничтожению культуры, знания, власти, социального. Работе, идущей с незапамятных времен, но сегодня развернувшейся в полную силу. В контексте такого рода глубоко разрушительного поведения масс смысл неизбежно предстает как нечто совершенно противоположное тому, чем он казался ранее: отныне это не воплощение духовной силы наших обществ (там же, 16).

Задумываясь над такими кардинальными переменами, мы задаем себе вопросы: куда же мы идем и куда следует идти? Немецкий философ Рюдигер Лутц на этот вопрос дал такой ответ: "Будущее открыто, неопределенно и неоднозначно предсказуемо. И этот факт также дает нам шанс" (Lutz Rüdiger, 1988, 9). Многие ученые, среди которых философы, социологи, экологи считают, что спасение человечества могут обеспечить иная психология и новая мораль, которые могут быть развиты только в сфере гуманитарных наук.

Между тем, отсталость гуманитарных наук привела к развитие виртуально-симулятивного их характера через дальнейшую разработку и углубление ложных теорий, возникших еще на ранней стадии формирования отдельных научных сфер. Этот характер подпитывается еще и политическими интересами и практикой приоритетного финансирования научных учреждений, которая тянется еще со времен нацистской Германии и Советского Союза.

Таким образом, чтобы намечать путь в будущее, надо в первую очередь преодолеть техно-гуманитарный дисбаланс за счет интенсивного развития наук социально-гуманитарных. К осознанию такой необходимости будет приходить все большее числа мыслителей и этот процесс уже заметен. В одной из последних работ, посвященной будущему науки, показательно само содержание статей: "В тени культуры", "Чему дети научат ученых", "К теории морального развития", "Будущее счастья", "Что такое жизнь?", "Станем ли мы умнее?" [Брокман Джон (ред). 2008].

Однако поставленная перед гуманитарными науками задача представляется очень сложной, глядя на теперешнее их состояние:

Каждая из гуманитарных наук: философия, социология, психология, макроэкономика и т. д., разбита на множество школ, между которыми нет общего языка, и они не только не способны договориться о том, какая из конкурирующих теорий истинна, но как правило, и не пытаются этого делать. Как правило, каждая школа просто игнорирует другие (Воин А.М. 2016, 19).

Причину такого состояния гуманитарных наук и, как следствие, целого ряда глобальных проблем Александр Воин видит в кризисе рационалистического мировоззрения, в свою очередь обусловленного кризисом классического рационализма. Преодоление этого кризиса возможно, по его мнению, в рамках разработанной им теории неорационализма, составной частью которого является единый метод обоснования научных теорий, который может применяться и в сфере гуманитарных наук и в частности для оценки степени научности гуманитарных теорий (Воин А.М. 2017).

Нарекания на жизнь и идеализация прошлого, ожидания конца света не новы в истории человечества и сопровождают его со времен глубокой древности. Нет такого народа, в легендах которого не было бы попыток предугадать дальнейшие судьбы людей, но в основном все предсказания сводились к "концу света" (Бестужев-Лада И.В ., 1968, 16). Даже некоторые выдающиеся мыслители античности, когда заглядывали в будущее, видели лишь страшное привидение катастрофы. По словам де Шардена исконно человек чувствовал тревогу, поскольку она связана с мышлением, и, очевидно, тревога помогала ему устранять осознанную опасность заранее. С другой стороны, социальная несправедливость, трудности, проблемы реальной жизни порождали в головах отдельных мыслителей мечты о светлом будущем человечества, которые формировались в утопические теории. Томаса Мора, Томмазо Кампанеллу, Анри Сен-Симона, Шарля Фурье, Роберта Оуэна можно упрекнуть, что в их произведениях больше фантазии, чем научной мысли, но им нельзя отказать в отсутствии оптимизма и веры относительно будущего человечества. И такой позитивный подход к проблеме приводил их к некоторым гениальным догадкам, которые повлияли на дальнейшее развитие социально-экономических теорий, хотя нельзя сказать, что они не потеряли отдельных утопических черт.

Однако тот, кто берется за поиск путей к светлому будущему, должен признать, что первоочередной задачей является решение вопроса, имеет ли история человечества какие-то закономерности, которые ведут его к определенной цели. Исайя Берлин считал:

Понятие о том, что история подчиняется законам, неважно, естественным или сверхъестественным, что каждое событие человеческой жизни есть элемент в необходимой модели, имеет глубокие метафизические корни; его питает страсть к естественный наукам, но она не является его единственным или даже главным источником (Берлин Ісая. 1992, 147).

Издавна существовали и продолжают существовать другие мысли, которые и поддерживали, и отрицали возможность существования каких-то закономерностей в исторических событиях. Со времен Джамбитисты Вико (1668-1744) и до Второй мировой войны обычно считалось, что развитие человеческих обществ является закономерным (Комарек Станіслав.2020, 28), но с течением времени философская мысль больше склоняется к тому, что ход исторических событий в большей степени является случайным:

На смену представлению о том, что история подчиняется "железной исторической закономерности", – когда-то такому популярному, а на самом деле крайне вредному, – пришло убеждение, что главную роль здесь играет случайность (там же, 27).

Такая безапеляционность в суждении Комарека говорит о то, что философская мысль в Европе эволюционизировала из одной крайности к другой. Приверженцы случайности в историческом процессе в перспективе видят в мире "множественность модерностей" (Knöbl Wolfgang. 2011, 9-22). Однако критическая дискуссия со сторнниками "социального телеологизма" все-таки не окончена:

Идеи исторической контингентности, дисконтинуальности, креативности действия, открытости будущего, неопределенности и непредопределенности развития обществ противопоставлены эволюционистским и структуралистским концепциям (Прозорова Юлия. 2021, 236).

В этой дискуссии становится очевидным, что множественность модерностей должна иметь свои границы, и ее имплементация будет осложняться отсутствием "категорий и инструментов, которые могут понять феномен исторической случайности" (Knöbl Wolfgang. 2011, 10). В таком случае, без привлечения теории вероятностей не обойтись. Однако надо отметить, что сама эта теория, на вид вполне основанная на математике, на самом деле чисто математической не является:

Математика (я имею здесь в виду "чистую" математику) не связана непосредственно с реальным миром; если вероятность должна иметь дело с реальным миром, в ней должны содержаться элементы, внешние по отношению к математике… (Литлвуд Дж. 1965, 59).

Далее Литлвуд утверждает, что для объяснения действия теории вероятности должно существовать первичное предложение, которое он называет "аксиомой вероятности", которая не может быть доказанной ни математически, ни философски, что демонстрируют противоречия в доказательствах (там же, 1965, 60-62). Это напоминает попытки доказательства существования Бога и тоже наводит на мысль, что вероятность в реальном мире управляема Богом. Сам Литтлвуд такого вывода не делает, даже не намекает, но он указывает, что "аксиома вероятности" хотя и лежит вне частой математики, но и не совсем связана с реальным миром, она находится где-то вокруг него ("about the real world").

Разрозненные факты и события в современном мире требуют дать им обобщенное определение, которое должно помочь найти причину неприглядного состояния мира и подсказать пути ее устранения. Первоначальным может быть такой вывод:

Сегодня ни у кого не возникает сомнения, что современный глобальный кризис носит системный характер и проявляется не только в экономике, но и во всех сферах жизни и деятельности людей. Как заверяют экономисты, даже при самом благоприятном исходе кризиса нам придется не только от многого отказаться, но и, что особенно важно, изменить мировоззрение, научиться жить по-новому и по-новому смотреть в будущее. По своей глубине нынешний кризис можно сравнить разве что с кризисом верхнего палеолита, завершившегося неолитической революцией, кризисом поздней Античности, крушением антично-рабовладельческой системы, кризисом феодализма (Шаповалов В.А., Василенко В.В.. 2010).

Этот вывод сделан еще до начала вооруженной агрессии России против свободного мира и, соответственно, авторами недооценены масштабы глобального кризиса. Все говорит о том, что в истрии человечества еще не было ничено подобного возникшей катострофической перспективе. Современное устройство мира таково, что он не может защитить себя от абсолютного зла, которым является современная Россия. Такая оценка этого государства может показаться чрезмерной, но тот факт, что постоянный член Совета безопасности ООН, призванного стоять на страже мира во всем мире, свои мировоззренческие противоречия с Европой решает военным путем, не может быть охарактеризован иначе. Именно эта беспомощность мира лучше всего говорит о глобальном кризисе.

Однако многообразие общественного устройства и культур Европы на протяжении столетий обеспечивало ее жизнеспособность и успешное развитие, и даже в самой России, противопоставившей себя западному миру, существовала уверенность в эффектиости европейского опыта сосуществования самых различных народов:

Полное разрушение нашей культуры и общества, провозглашенное пессимистами, невозможно также и по той причине, что общая сумма социальных и культурных феноменов западного общества и культуры никогда не были интегрированы в одну унифицированную систему. Очевидно, что никогда не было соединено, не может быть и разъединено (Сорокин П.. 1992, 433).

Такая оценка исторического опыта Европы уже определяет направление поиска путей выхода из кризиса и в процессе дальнейшего анализа мы сосредоточим усилия именно на рассмотрении особенностей развития европейской истории.

Как изучение истории, так и наблюдения в текущей жизни убеждают, что будущие события в определенной мере детерминированы прошлым. Полученные в детстве знания влияют на дальнейший жизненный путь человека; капиталы, накопленные родителями, дают лучшие стартовые возможности их детям; сформировананый в прошлом язык влияет на ментальность отдельного народа в настоящем времени; практический опыт в определенных сферах человеческой деятельности облегчает усвоение и реализацию новых достижений науки и техники. Лаконично закон доминирования детерминированности в мире выразил один из представителей новой исторической школы так:

В истории цивилизаций, как и в человеческой жизни, детство имеет решающее значение (Ле Гофф Жак. 2005, 137).

Вопреки утверждению С. Комарека, детерминизм как доктрина общей причинности, взаимосвязи и обусловленности различных явлений и процессов во Вселенной признается многими мыслителями и используется в исследованиях, по крайней мере, со времен Ньютона и Вико:

… … традиционный взгляд на физику, идущий от великого Ньютона, неразрывно связан с детерминистскими представлениями, согласно которым точное знание состояния всей вселенной или любой ее замкнутой части в какой-либо один момент времени уже содержит в себе точное знание всей ее последующей истории (Винер Н. 2001, 26).

Не вдаваясь в крайности, примем для дальнейших рассуждений принцип "ограниченного индетерминизма" (или "ограниченного детерминизма" – кому как нравится) и предположим, что существование отдельных цивилизаций является явлением в определенной степени индетерминированным, зависящем от случайных факторов, в том числе и от свободы воли человека, но выживание отдельных из них – явлением казуально детерминированным, неслучайным. То есть мы согласимся с существованием как телеологического, так и казуального детерминизма. Лучшее соотношение между детерминированными и индетерминованными событиями иллюстрируют результаты бросание монеты. Если выпадение герба при каждом бросании является событием случайным, то при большом количестве бросаний доля их выпадения будет событием детерминированным – она будет равняться примерно половине попыток бросания, если монета симметрична, а если несимметричная – эта часть будет равняться не половине, но другой, тоже примерно постоянной величине. Хотя когда мы говорим о случайных событих, мы не можем быть уверенными, что они не происходят по воле Бога. Квантовая механика, которая решает противоречия между индетерминированными переходами электрона с орбиты на орбиту и его детерминированным движением по орбите, привлекая фактор вероятности, не был воспринят А. Эйнштейном только потому, что, по его выражению, "Бог не играет в кости". Но квантовая механика, описывая ядерные процессы с использованием теории вероятности, не отрицает того, что Бог все-таки "кости бросает". Любители азартных игр, построенных на вероятности, знают закон "новичкам везет", то есть люди, которые впервые садятся за игру, нередко выигрывают. Объяснить этот феномен невозможно без допущения того, что кто-то контролирует законы вероятности. Экспериментальной проверке он не поддается, потому что так же как и в квантовой механике, измерение может влиять на процесс. В этом свете можно шире толковать взгляды современных философов, хотя бы такой:

Доминировавшая в XIX в. парадигма монодетерминованости (чем-то "в конечном счете") и неизменной односпрямованности (в духе неосознанного признания "целевой причины" Аристотеля) исторического движения в мировой общественной мысли уже давно сменились идеей многофакторного определения социокультурного процесса. Его устремленность не считается жестко обусловленным (если, конечно, речь не идет о заведомо пропагандистско-идеологических доктринах, обещающих человечеству светлое глобалистское будущее). Предполагается, что направленность движения имеет вероятностный характер. От бесконечного числа случайностей и действий конкретных, преследующих свои собственные цели людей, зависит, какая, именно из имеющихся возможностей и в какой форме будет действительностью, к каким последствиям это приведет. История подчиняется вероятностной логике (Павленко Ю.В. 2004, 13).

Павленко ошибается говоря о победе идеи многофакторности в социокультурном процессе. Фукуяма, экономически интерпретируя исторические изменения, видит результат их направленности в капиталистическом способе производства (Фукуяма Френсіс. 2004, 15). Вероятностная логика в таком заключении не просматривается, хотя сам капитализм предполагает множественность решений экономических проблем в соответствии со всеобъемлющим принципом полиморфизма.

Иначе говоря, Бог, наделив человека свободой воли, проявляет к нему доверие и считается с его инициативой в социокультурном процессе, поддерживая ту, которая наиболее соответствует Его замыслу. Если же взглянуть на мир глазами Спинозы, то можно думать, что в большей или меньшей степени Он присутствует в каждом человеке. Наверное, эта дилемма тоже не имеет решения в философских категориях. В реальном мире вероятность в истории тесно связана с принципом разнообразия.

Если вернуться к теме предсказания будущего, следует отметить, что в деталях это сделать невозможно, ведь имеют место случайные внешние вмешательства. Однако некоторые теоретики переоценивают значение случаев. К ним относятся например, авторы книги с претенциозным названием "Почему нации приходят в упадок" (Аджемоглу Дарон и Робинсон Джеймс. 2024). В книге есть раздел "Непредсказуемое движение истории", в котором говорится о поражении "Непобедимой Армады" в 1588 году, но победа "Славной революции спустя сто лет не имеет к ней отношения и сами авторы это понимают. Движение истории можно предположить, если обладать достаточной информации, невозможно предусмотреть только отдельные события. Например, траектория полета снаряда определяется направлением ствола пушки, начальной скоростью снаряда и др., но она может быть изменена внезапным порывом ветра или другим случайным событием. Кроме того, любой процесс может быть нарушен изменениями в его связях. Тем не менее, существуют закономерности в развитии определенных процессов, зная которые можно предсказать будущее им подобных. К примеру, упадок колониальных империй Великобритании, Франции, Бельгии и др. давал возможность предвидения и краха советской империи. Колониальный период в истории отсталых народов был обусловлен именно внешним вмешательством, а обретение ими независимости является закономерностью, заключающейся в том, что довольно многочисленный народ в свое время приходит к созданию собственного государства.

Поэтому, если человечество теперь находится в состоянии системного кризиса, то есть свернуло на ложный путь развития, то логично предположить, что современные тенденции противоречат какой-то генеральной линии его развития, которая должна вести его к определенной цели. В человеческом обществе одновременно происходит множество процессов, однако, в хорошо функционирующей системе действуют силы и механизмы, возвращающие ее к устойчивому движению после отклонений, вызванных внешними воздействиями (Воин А. 1917). Такие силы и механизмы должны существовать и в человеческом обществе. Подобное мнение высказывал еще Анаксимандр, когда говорил, что существует необходимость или естественный закон, котрый элементы, из которых состоит мир, возвращает в равновесие. Так греческие философы понимали как космическую, так и человеческую справедливость (Рассел Бертран. 2001, 30). Человечество на своем пути развития руководствуется этим законом и этот путь обычно называется цивилизацией, которую маркиз Виктор Мирабо (1715-1789) определил как усвоение обществом основ и форм добродетели (civilisation).Такое мировоззрение было следствием внутренней логики развития европейской общественной мысли в Эпоху Просвещения. Младший современник Мирабо Иоганн Готфрид Гердер (1744-1803) высказывался в том же духе, утверждая, что конечной целью существования человечества должно быть торжество гуманности (Humanität) как единство человечества в множестве отдельных индивидов. Этим словом он хотел обозначить благородный процесс формирования у человека ума и потребности свободы, чистых чувств и побуждений, доброго здоровья, овладения Землей. Что гуманизация человеческих отношений имеет место, заметили уже древние мыслители. Например, Плутарх писал о давно прошедших временах так:

В то время были люди, имевшие необычно сильные руки, быстрые ноги и крепкое тело и не знавшие усталости; однако не употребляли они эти природные дары ни на какие добрые или полезные для людей дела, а были рады и гордились собственной наглостью, используя свою непомерную силу в проявлении бесчеловечности и жестокости, а также в захвате, принуждении и совершении всевозможных бесчинств над всем, что попадалось им в руки; они думали, что всякое уважение к другим, вся справедливость, беспристрастность и гуманность восхваляются простыми людьми либо из-за недостатка мужества приносить вред другим, либо из-за страха подвергнуться насилию, но никоим образом эти качества не относились к тем, кто был достаточно силен для достижения собственных интересов (Plutarch's Vives. Volume I, 5).

Люди с такой психологией существуют до сих пор, но не они доминируют в обществе и этот факт говорит о том, что процесс гуманизации идет очень медленно. При этом гуманистические идеи не связаны напрямую с практикой человеческого общежития или интеллектуального развития человека. Их следов не видно в истории древнейших цивилизаций Месопотамии и Египта, но они просматриваются в учении Кун Фудзи (551-470 до н.э.), более известного как Конфуций. Его этическое учение основано на принципе жень – гуманности особого рода, структурированной по закону справедливости і, понимаемой в соответствии с обязанностями старших и младших в семье и обществе в иерархичном порядке, в уважении властей, родителей и учителей. Обеспечению знаний пути реализации такой гуманности содействует человеческое качество чжи, а установленная культурная норма поведения в обществе, организованном по принципу жень характеризуется категорией лі. Таким образом Конфуций подал пример понимания природы человека в социальном аспекте. В противоположность этому в Европе со времен Локка развилось понимание человека в качестве автономной единицы общества.

Конфуцианство в течение многотысячелетней истории было основным этическим учением для китайской интеллигенции и основным инструментом управления государством благодаря гибкости его ортодоксальных канонов. Учение Конфуция развивалось, и его каноны менялись в зависимости от особенностей кризисов, сопровождавших всю историю Китая. Однако Конфуцианство всегда оставалось центральным источником политического, культурного, семейного, духовной жизни Китая (Рыбачук Сергей. 2018, 132).

Само возникновение и распространение конфуцианства, так же как и дальнейшее развитие китайской философской мысли связаны с особенностями китайского языка, который отличается логикой и прозрачностью. Его неизменяемые слова без грамматического рода и числа организуются только синтаксисом и тем самым образуют ярко выраженную логическую структуру предложения (Рыков С.Ю. 2018, 108). Китайская логика – "это логика порядка, иерархии и действенности" при том, что социально-нравственное переносится на все области бытия (там же, 92).

Мнения по поводу протекания процесса развития разные, но они в основном упрощаются и сводятся к одной доминанте. К примеру, по словам Ю. Павленко, "линейная перспектива исторического процесса проходит через все средневековье (как христианское, так и мусульманское) и в виде различных версий теории прогресса… доживает до наших дней" (Павленко Ю.В., 2002, 9). В этом определении много неясного и оно не может быть ясным, если за цель существования человечества принята его гуманизация, определение которой в целом туманно. Гуманность, которую проповедовал Конфуций, не является всеобъемлющей, ее надо определить более точно как "структурированная гуманность" при упорядоченных отношениях старших и младших с учетом социального положения и возраста, когда младшие должны проявлять уважение и любовь к старшим. Подобно мыслил и Аристотель, когда писал о пропорциональной справедливости, которая бывает равной лишь иногда:

Отец может отречься от сына, если тот безнравственен, но сын не может отречься от отца, потому что должен ему больше, чем мог бы возместить, в особенности в том смысле, что обязан ему своим существованием (1163b). И это верно: в неравных отношениях, поскольку каждый должен пользоваться любовью пропорционально его достоинствам, низший обязан любить высшего больше, чем высший низшего: жены, дети, подданные должны любить мужей, родителей и монархов больше, чем последние любят их. В хорошем браке «муж имеет власть сообразно достоинству и в том, в чем мужу следует, а что подобает жене, он ей и предоставляет» (1160b) (Рассел Бертран 1995, 157).

Аристотель был непререкаемым авторитетом в Европе почти на протяжении двух тысячелетий, и, очевидно, под влиянием его идей Томас Гоббс (1588-1679) разработал теорию общественного договора, в которой утверждал о необходимости моральных обязательств властей в отношении к подданным, а родителей в отношении к детям. В ответ на это дети должны любить и уважать родителей, а подданные – любить и уважать власть больше, чем рядовых членов сообщества. Однако примерно в это же время начались многочисленные нападки на доктрины Аристотеля, и его тезис о неравенстве человеческих взаимоотношений стал существенно пересматриваться. Соответственно теория Гоббса была переосмыслена Жан-Жаком Руссо (1712-1778), считавшего всеобщее равенство естественным состоянием людей. В развитие философской и общественной мысли эпохи Просвещения он выдвинул идею народного суверенитета. Эта сентиментальная идея сформировала настроения определенной части образованных европейцев и питала Французскую революцию. В результате европейский гуманизм постепенно получил принципиально иной, либеральный характер. О гуманизме много пишет израильский историк и футуролог Ю.Н. Харари и его ортодоксальной ветвью считает либеральный гуманизм, который определяет так:

Ортодоксальная ветвь придерживается убеждения, что любой человек – это уникальная личность с особенным внутренним голосом и неповторимой гаммой переживаний. Каждый человек – уникальный луч света, освещающий мир под оригинальным углом, и это добавляет вселенной цвета, глубины и смысла. Поэтому мы обязаны предоставить каждому человеку максимальную свободу накапливать опыт, следовать своему внутреннему голосу и выражать свою внутреннюю правду (Харари Ю.Н. 2018, 289).

Из того, что любой человек является уникальной личностью, как раз следует что люди неодинаковы, и поэтому не могут быть равными и, соответственно, иметь равные возможности следовать своему внутреннему голосу. Считать всеобщее равенство естественным состояним людей должно выглядеть совершенно надуманным, ибо взаимоотношения между людьми формировались как развитие поведения стада животных, в котором господствует иерархия. Более того, между животными существует коллективная борьба подобная современной между политическими партиями (Харарі Ю.Н. 2016, 40). Мы не можем отвергать релевантность очевидных аналогий в поведении животных и человека, если полностью не отрицаем происхождения homo sapiens от субчеловеческих видов животных (Комарек Станіслав. 2020, 87). Уже с рождения дети отличаются между собой не только внешне, еще более разными их делает воспитание, да и само воспитание бывает разное.

Идея всеобщего равенства очень привлекательна в массах. Предыдущая книга Харари научсно-популярного характера была бестселлером как некое литературное произведение, в котором автор выдавал желаемое за действительное. В частности, Харари уверждал, что полномасштабные войны стали невозможны, «человечество ликвидировало закон джунглей» (Харарі Ю.Н. 2016, 465). В Америке эта книга была опубликована в тот же год, когда Россия аннексировала Крым и часть Донбасса. Угроза большой войны стала вероятной, тем не менее, в следующеи проиведении Харари продолжал повторять, что войны остались в прошлом, ибо большая часть человечества стала воспринимать войну как нечто невозможное. Для израильтянина и приверженца либерального гуманизма тема войны очень болезненаи. Мечтая о всеобщем мире, он не мог допустить нападение России на Украину и, тем более, предвидеть полную беспомощность Запада перед угрозой новой мировой войны. Такие ошибки авторитетных философов могут стоить человечеству очень дорого, поэтому к идеям либерального гуманизма следует оноситься осторожно.

Приверженцы либерализма видят равенство людей перед законом, а законы пишут интеллектуалы, исходя из собственного понимания справедливости, которое может быть разным, поэтому писаные законы не могут удовлетворять всех. Однако равенство – понятие математическое, а не психологическое и, когда оно доказано математически, должно всех удовлетворять. Если говорить о равенстве элементов одной категории, с которыми можно сравнить отдельные личности человеческого общества, то в математике вопреки здравому смыслу есть равенство бесконечно малых величин. Они могут различаться между собой по величине, но обладают одним общим свойством, заключающимся в том, что никакие арифметические действия над ними не могут изменить их сущность, они всегда останутся бесконечно малыми. В этом и состоит их равенство. Что-то подобное должно существовать в человеческом обществе и оно существует, но не всеми признается. Вот это либерализм не учитывает, что и будет иметь пагубные последствия. В либерализме отсутствует идея Бога, перед которым все люди равны как бесконечно малые величины. Поэтому в писаных законах должна присутствовать идея Бога и должен учитываться Его голос, которым является человеческая совесть.

Знание закономерностей и причин исторических явлений будет тем более полным, чем более широким будет период исследования развития человечества или конкретнее, чем более глубокими будут наши знания о предыстории, о которой не сохранилось надежных свидетельств. Поиски специальных методов познания этого периода – это именно то, о чем говорил Папа Иван Павел ІІ. В своей предыстории человек и человеческое общество развивались органически по замыслу Божьему, а у людей еще не было достаточных возможностей влиять на этот процесс. Важнейшие достижения человечества, такие как изобретение языка и искусственных орудий труда, использование огня, открытие собственного самосознания и самосознания других людей были сделаны именно в древности. При этом речь была древнейшим достижением и именно тем, что глубоко укоренилось в нашем генетическом наследии (Popper Karl R. 1988, 37). Память о достижения человечества сохраняется в мифах и легендах многих народов. Соответственно, историческое языкознание и мифология должны дать ответ, насколько эти человеческие изобретения были инспирированы Богом. Гуманитарные науки отстают в своем развитии, потому что пользуются устаревшими методами исследований, не соответствующих развитию точных наук.

В гуманитарных науках накоплен огромный объем фактических данных, однако, как справедливо заметил А. Неклесса "увеличение суммы знаний здесь, как и в случае с квантовой механикой, не упрощает, а усложняет картину мира, делая ее более неопределенной" (Неклесса Александр. 2019). Неспособность гуманитарных наук прийти к истине, используя наявные знания, приводит к попыткам синтезирования гуманитарных и естественных наук в первую очередь путем использования математических методов. Однако возможность математизации гуманитарных наук ограничена принципиальным отсутствием в них "количественной меры для подавляющего большинства понятий" (Воин А.М. 2016) и отсутствием необходимых методов в самой математике. Существующее положение должно измениться, поскольку ученые прогнозируют новый расцвет математики в ближайшие 50 лет, как в традиционных ее разделах, так и в заново созданных. Среди прочего, к 2050 году прогнозируется появление математической теории, описывающей взаимодействие и динамику сложных систем. Она будет использоваться в науках, имеющих дело с большим количеством относительно простых компонентов, которые взаимодействуют между собой простыми способами. Такие сложные системы возникают в биологии, финансовой деятельности, социологии, даже в искусстве и политике (Стюарт Ян. 2008, 44-45). Подобную систему можно создать и в лингвистике для точного определения родственных отношений родственных языков на основе большой массы их общих признаков. Именно для исследования такой системы был использован графоаналитический метод (Стецюк В.М.. 1987), ), в основе которого лежит построение специального графа, еще подробно не изученного в теории, но который предварительно можно назвать "взвешенным". Результаты полученные с помощью этого метода дали некоторую основу для представленных здесь соображений.

Синтез гуманитарных и естественных наук упрощается, если обратить внимание на существование сходных процессов, протекающих как в природе, так и общественной жизни. Одним из них является диахронический процесс дивергенции, исследованием которого занимаются различные науки. Именно методы таких исследований могут быть применены в гуманитарной сфере. Хорошим примером может быть исследование космических явлений, которое дает материал для различных идей о создании Вселенной, в частности для разработки теории "большого взрыва". В основе этой теории лежит экстраполяция в прошлое явления разбегания галактик, открытое американским астрономом Эдвином Хаблом. Метод экстраполяции в прошлое используется в исторической геологии и палеонтологии с той же целью – выяснение вопроса о зарождении Вселенной и жизни в нем. Кстати здесь будет вспомнить слова известного физика, повторяющего мысль Винера, которые могут касаться любых эволюционных процессов:

Мы не можем объяснить современную картину Вселенной, если у нас нет определенных представлений (или хотя бы гипотез) о начальных условиях ее эволюции (Сахаров А.Д. 1968, 74)

Как и в астрономии, для исследования писаной истории мы можем иметь целый ряд инструментов, применение которых и взаимодополнения результатов, полученных благодаря им, позволит нам составить достаточное представление о недавнем прошлом. Для ответа на вопрос, что было до момента максимальной плотности, физики ищут инструменты анализа накопленных данных наблюдений, то же касается и реконструкции предысторических процессов. Здесь исходными данными являются предметы материальной культуры древних и большое количество языков, корнями своими уходят доисторической эпохи. Объединение усилий археологов и лингвистов может обеспечить воспроизводство начального этапа этногенетических процессов, но если археология нашла методы исследования древних культур, то лингвистика находится только на этапе их поисков.

Человеку непросто расстаться с традиционными взглядами и привычками, ему свойственна инерция мыслей и поведения. Чтобы радикальные изменения в человеческом обществе наступили, признанные и влиятельные авторитеты должны по-новому объяснять окружающий мир и человека в нем, отходя от механистических представлений о них, которые сложились в недалекую историческую эпоху.

Идеи, зародившиеся в Европе, воспринимаются и распространяются по всему миру, а в самой Европе они развиваются и приобретают новые формы. Однако в настоящем Европа переживает определенный моральный кризис и можно предполагать, что некоторые старые, но доведенные до крайности и абсолютизированные идеи приобрели угрожающий для мировой цивилизации характер.

По мере того, как мы нервно приближаемся к концу тысячелетия, все ощутимее смятение и плохие предчувствия. Похоже, что жителям Европы (как бы там их не означать) вполне недостает уверенности, что в конечном итоге должно стать предметом их преданности, и так же невдомек желанный уровень действенности власти, суверенитета и гражданства: город, регион, национальное государство или какая-то вновь возникшая Европейская конфедерация (Геффернен Майкл, 2011, 9-10).

Несмотря на то, что признаки системного кризиса становятся все более очевидными, во избежание его не предпринимается никаких серьезных усилий со стороны властей ведущих государств мира. Всевозможные собрания влиятельных людей мира, ставящие себе целью оказывать влияние на национальную политику и международные дела, больше внимания уделяют вопросам мировой экономики, финансов и новейших технологий. К примеру, на встречи Бильдербергского клуба даже не приглашаются представители социально-гуманитарных профессий.

Системный кризис, о котором мы ведем речь, имеет политическую составляющую, но понимание его может быть различным. Когда Фукуяма говорит о современном кризисе авторитаризма (Фукуяма Френсіс. 2004, 45), то его следует понимать в том смысле, что авторитаризм, так же, как и демократия, может модернизироваться и совершенствоваться. Отказ от элементов авторитаризма в некоторых государственных институтах выглядит слишком поспешным. Согласившись с тем, что будущее человечества совершенно неопределенно, нельзя исключать, что скоро ведущую роль в мире будут играть не европейцы, и даже не американцы, а народы других континентов, придерживающиеся мировосприятия, отличного от европейской традиции, но не противоречащее идеям и замыслам Божьим. Осознание законов развития отдельных составляющих в духовной сфере разных народов на основе анализа их предыстории может помочь вносить необходимые коррективы как в этику общественного поведения отдельного человека, так и в планирование развития отдельных народов их интеллектуальной элитой

Продовження: Історія: Продукт передісторії