Начальная страница

Валентин Стецюк (Львов)

Персональный сайт

?

История: Продукт предыстории


Попытки предвидеть будущее, начавшиеся в древности, не прекращаются до сих пор, хотя теперь они подаются как "научное прогнозирование", в котором нет места идеям и замыслу Божьему. Примером "теоретического обоснования" неизбежного будущего человечества было атеистическое учение Маркса-Энгельса, которое под давлением обстоятельств модернизировалось другими теоретиками. Правда они хорошо понимали, что современность – это продукт истории и считали, что предсказать будущее наука может на основании опытов прошлого. Поэтому история была предметом тщательного, хотя и предвзятого изучения. Однако не имея возможности заглянуть прошлое глубоко, ученые довольствуются сведениями историческими и успех западной цивилизации некоторые из них видят в рационалистическом мировоззрении, сформированным под влиянием Христианства и античной демократии:


Классический рационализм позволил найти правильное, разумное равновесие между свободой античности и христианской моралью (Воин А.М. 2016, 41).


Торжество классического рационализма привело к небывалому в истории человечества научно-техническому прогрессу. В настоящее время рационалистическое мировоззрение переживает кризис и влечет за собой кризис системный (там же, 42). Если характеризовать рационализм как классический, то следует подразумевать его также историческим. При таком понимании роль предыстории выносится за скобки.

Исторические события формируют современность двояким способом. С одной стороны, их цепочка обусловливается объективным причинно-следственной связью. А с другой, наше субъективное представление о прошлом влияет как на императив актуального поведения отдельных людей, так и на политику целых государств и тем самым участвует в формировании современности. Представление о нашем прошлом формируют историки, которых условно назовем наблюдателями. Из квантовой механики известно, что наблюдение за физическим процессом искажает его течение. Так же и наблюдатель-историк искажает картину нашего прошлого, правда, иногда сознательно. И картина, им изображенная, воспринимается людьми как действительная. Правда, историков много, они могут рисовать разные картины, но для руководства к действию берутся те из них, которые больше соответствуют политическим или иным целям. В отличии от истории, предыстория человечества может быть восстановлена только на основании анализа реальных фактов при полном отсутствии субъективных наблюдателей и это делает анализ более надежным.

В основе любого знания лежит вера, более того, как указывал папа Иван Павел ІІ, именно вера заставляет разум находить истину, преодолевая всевозможные препятствия. Однако, как заметил Фрэнсис Бэкон еще 400 лет назад, человек склонен верить в то, что предпочитает, в то время как истина не всегда может быть ему интересной или полезной. Особенно это касается вопросов о происхождении народов и их ранней истории. Мифическая историография может больше удовлетворять человека, чем необычные и непризнанные результаты, которые противоречат традиционным представлениям. Однако при ошибочном представлении о предыстории народов причинно-следственная связь между доисторическими и историческими событиями может быть только надуманным и научная ценность ее будет равняться нулю, а политика государств, основанная на ложных представлениях приводила и может приводить в будущем к катастрофическим последствиям. Характерным примером может быть политика нацистской Германии, основанная на идее превосходства так называемой арийской расы, несмотря на то, что такой расы не существует вообще, хотя в истории известны народы, причисляемые к арийским, но к ним немцы имеют весьма отдаленное отношение. Как обычно, история научила далеко не всех и миф об ариях-ориях до сих пор будит воображение людей, ищущий величие своих народов в туманном прошлом. Именно на таких мифах покоились различные виды фашизма:


Представление о былой славе и нынешнем упадке было обычным элементом фашистской риторики. Большинство диктаторов утверждали, что ними руководит стремление восстановить историческую роль своей нации, ее утраченную гордость и достоинство (Eley G. 1988. Цитируется по Геффернен Майкл. 2011, 210).


Предыстория человечества сохранилась в первую очередь во множестве существующих теперь языков, составляющих сложную структуру в форме родословного дерева, элементарными частицами которого является набор звуков артикулируемых человеком. Поскольку в наше время считается бесспорным, что современный человек произоше от одного вида человекообразных животных где-то в одном месте, все языки мира должны были пройти подобные процессы становления, связанные с общими особенностями аппарата артикуляции и психической деятельности человека. Соответствующая методика может позволить восстановить историю появления праязыков существующих теперь макросемей. Такая попытка была сделана при применении принципа Геккеля "онтогенез повторяет филогенез" (Stetsyuk Valentyn. 2019).

Если продолжить разговор о лингвистике, то до сих пор не был в достаточной мере использован имеющийся в наличии ономастический материал. Если имена исторических личностей еще могут быть интерпретированы на языках народа, который они представляют, то разгадка имен неизвестных нам людей уже представляет большие трудности. Однако богатейший материал топонимии, который насчитывает тысячи единиц и сохраняет информацию о людях, которые дали им названия, используется только гипотетически. Между тем, топонимия помогает определять этничность археологических культур, памятники которых дают фактический материал для восстановления предыстории многих народов. К сожалению, ложные теории, применяемые при обработке данных археологии, только затуманивают события прошлого. Значение письменных памятников общеизвестно, но к ним надо относиться критически.

В противоположность ошибочным идеям достоверные данные о предыстории какого-либо народа могут быть хорошей предпосылкой для дальнейших умозаключений. Для предыстории достоверными данными могут быть результаты, полученные с помощью упомянутого ранее графоаналитического метода, которые позволяют находить первоначальные места поселений древних народов и определять этническую принадлежность археологических культур, а по ним и особенности духовного мира их создателей. А как древнейшие слова закладывают основы языка и существенно влияют на его дальнейшее развитие, так и духовная культура древних народов является почвой, на которой развиваются этнопсихологические черты, национальный характер, ментальность, мировоззрение их потомков как первооснова их исторических судеб. Попробуем продемонстрировать на примере европейцев, почему их предыстория определила их исключительную роль в событиях второй половины прошлого тысячелетия. Макс Вебер, сравнивая развитие науки, культуры и народного хозяйства в разных частях света, утверждает, что в Европе в этих сферах деятельности человека развились явления, получившие универсальное значение (Weber Max. 1950, 13-31). Поставив себе вопрос почему, к примеру, в Китае или Индии не стали на характерный для Запада путь рационализации ни наука, ни искусство, ни государство, ни экономика, он отвечает так:


Во всех приведенных выше своеобразных явлениях дело в специфическом «рационализме», характерныи для западной культуры (там же, 25-26).


Однако не всегда Европа формировала и диктовала миру новые интеллектуальные и культурные ценности. На этом основании особенно рьяные критики "евроцентризма" пытаются доказать, что у европейцев не было "уникального исторического преимущества, какого-то особого качества расы, культуры или окружающей среды, ума или духа", обеспечивавшие им постоянное превосходство над другими сообществами. (Blaut J.M. 1993). Возможно кто-то и утверждает об извечном превосходстве европейцев, но здесь об этом речь не идет. Разные народы и расы имеют свои уникальные особенности, которые могут им обеспечить превосходство в определенные периоды истории, чему мы имеем убедительные примеры, но могут и не обеспечить никогда. Уникальные особенности, сформированны предысторией, европейцы имеют, но это не означает, что они гарантируют им успех будущем, о чем речь пойдет далее.

Тысячу лет назад ничего не предвещало, что Европа скоро будет выходить на первые позиции в мире. Современникам казалось, что Римская империя пала навсегда, а ее потомок Византия не могла противостоять натиску мусульманского мира, который кроме военных успехов демонстрировал также большие культурные и научные достижения. Однако напор турок-османов, который закончился взятием Константинополя в 1453 году, оказался тем вызовом, который привел в действие пробудившиеся в эпоху Возрождения черты европейского характера. Несмотря на угрозу турецкого нашествия и исламизации христианского мира (а, возможно, и под влиянием этих процессов) в Европе возникают идеи веротерпимости и отказа от ведения войн на религиозной почве. Впервые они были высказаны Николаем Кузанским (1401 – 1464) вскоре после падения Константинополя в работе "De pace fidei" (О мире или согласии веры). Символично, что в 1453 году в Европе произошли еще два события, последствия которых в значительной степени определили ход дальнейшей мировой истории. Первым событием стало окончание Столетней войны, ход которой оказал большое влияние на развитие новых видов вооружения и войск. Этот прогресс в большой степени позволил противостоять османской агрессии, а также способствовал будущий европейской завоевательной политике.

Вторым событием стал выход в свет первых экземпляров Библии Иоганна Гутенберга, что активизировало духовную силу Западной Европы. К концу века существовало уже около двухсот типографий, которые выпустили около 40 тыс. изданий тиражом 12 млн экземпляров. Такое массовое чтение книг стимулировало развитие философской мысли, и в самом начале 16-го века уже появляютьcя произведения первых западноевропейских гуманистов, которые были определяющими для развития европейской культуры и науки – "Похвала глупости" Эразма Роттердамского, "Письма темных людей" анонимных авторов, среди которых был Ульрих фон Гутен, "Глазное зеркало" и "Письма знаменитых людей" Иоганна Рейхлина", "Золотая книга об острове Утопия" Томаса Мора, "Гаргантюа и Пантагрюэль" Франсуа Рабле и др. Тезисы Мартина Лютера только потому были поддержаны широкими массами, что были распечатаны большим тиражом, и этим был обеспечен успех реформации. Большое значение для развития науки имел выход книги Николая Коперника "О вращении небесных сфер", которая была опубликована тиражом 1000 экземпляров в 1543. Вопреки распространенному мнению, книга Коперника заинтересовала Католическую Церковь, которая после новых расчетов, составленных на основе теории Коперника, провела в 1582 реформу календаря.

В 15-м в., а фактически после плаваний Христофора Колумба и Васко да Гамы началась Эпоха Великих географических открытий, которая охарактеризовалась угнетением и уничтожением населения открытых земель. И здесь проявились две противоположные черты европейского характера. Против жестокого обращения завоевателей восстали гуманистические убеждения отдельных европейских интеллектуалов. Первым поднял голос в защиту индейцев и против методов их христианизации испанский богослов и юрист Франциско де Витория (1486-1546). Его последователь Бартоломе де лас Касас (1484 – 1566) занятий более решительную позицию и в письме к императору Карлу V писал:


Причиной, по которой христиане потеряли и уничтожили такое большое, безграничное число душ, в конечной цели было просто получение от индейцев их золота, чтобы обогатиться в самое короткое время, увеличить свое состояние без соответствия роду или происхождению. Следует отметить, что такого размера ненасытной жадности и амбиций мир еще не видел. Все индейцы всех Индий ни разу не сделали христианам ничего плохого или вредного, а долго считали их посланцами небес и богов, пока они сами или их соседи не получили взамен от христиан массу вреда, воровства, убийств, насилия и других неприятностей (de las Casas Bartolomé).


Среди последователей Франциско де Витория был также нидерландский юрист Гуго Гроций, который считается основоположником современного международного права. Протест против нечеловеческого отношения к аборигенам проявляли и другие европейские деятели и такая позиция свидетельствует об определенную тенденции в среде европейской интеллектуальной элиты к ограничению политики правовыми и этическим нормам. Но никак нельзя утверждать, что эта тенденция превалировала в ментальности европейцев. Она пробивала себе дорогу в атмосфере господствующего в то время в Европе ригоризма духовной жизни. В той же Испании незадолго перед плаванием Колумба была реорганизована папская инквизиция, деятельность которой приняла жестокие формы в фанатичной борьбе с ересью. И такие формы воспринимались в общественном сознании как вполне нормальные и даже были популярны среди массы христиан Испании.

Единичные проявления стремления руководствоваться в общественной жизни правовыми нормами, толерантностью к другому, очевидно, отражают определенную черту среди европейцев, благодаря которой получили развитие идеи гуманизма, берущих свое начало в Европе со времен Возрождения. Рожденные в головах гениальных мыслителей, они, тем не менее, находили достаточно широкий отклик. В отличие от "структурированного" гуманизма, проповедываемого Конфуцием Китае, гуманизм в Европе развивался в демократическом духе, то есть принимал всеобъемлиющий характер. Можно думать, что такое развитие может быть связано с христианским учением, широко воспринятым в Европе, но можно и предполагать, что само распространение христианства в Европе связано с психологическим архетипом европейцев. Ведь эта религия, несмотря на хрестовые походы в страны ислама и усилия миссионеров в Центральной Азий и на Дальнем Востоке, не была в большой степени воспринята народами другой этноментальности. Генрих Гейне когда-то заметил, что окончательная судьба христианства зависит от того, нуждаются ли в нем люди или нет. Очевидно нуждаются не все, а если нуждаются, то в разных формах.

Если принять отличие в этнопсихологии народов Европы и Востока и с этой точки зрения посмотреть на исторические события Древнего мира, то можно заметить, что в отличие от традиционного деспотизма азиатских царей европейские монархи используют более мягкие формы правления. В Греции, в отличие от Египта и Вавилонии, цари не имели абсолютой власти и правили с участием совета старейшин (Рассел Бертран 2001, 7). Персы, завоевав всю Переднюю Азию, объединили ее в одной империи, представлявшей "синтез ближневосточный политической и культурной традиции под единым правлением, который добился стабильности не благодаря военному террору, а благодаря толерантности" (Holister C.W. 1991, 57). В частности, в то время евреи получили разрешение вернуться на родину, что помогло сохранить их национальную и религиозную идентичность, столь важную для дальнейшей истории человечества. Одновременно тогда же персы позволили реставрацию некоторых египетских и греческих храмов. Персидские "цари царей" не претендовали на божественное происхождение, как это до того имело место в Азии, а лишь утверждали свое божественное предназначение. Правда, они имели абсолютную наследственную власть, но в государственном аппарате был также совет, который составляли семь представителей висшего дворянства, а в провинциях большие полномочия имели губернаторы, так называемые сатрапы, хотя за их правлением наблюдали специальные инспекторы – "глаза и уши царя". Таким образом мы на примере этого государственного образования видим не только проявление толерантности, но также и элементов демократии, неизвестной в других азиатских государствах. Такая разница в форме государственного устройства очевидно уже тогда была обусловлена ​​разницей в ментальности и психологии тогдашних европейских и азиатских народов.

Осознавая эту разницу, европейские ученые со времен Шарля-Луи Монтескье (1689 – 1755) ищут ее причину в реакции людей на воздействия окружающей среды, сначала только климата, а позже и других природных условий. Генри-Томас Бокль (1821 – 1862) выделял три типа среды с учетом климата, плодородия почв, ландшафта, характера морского побережья и т.д., условия, которые он считал решающими факторами в формировании психического и физического строения человека, а также его социальной организации (Бокль Г.Т. 1863, 29). В целом он, да и многие другие исследователи, считали, что слишком суровая среда угнетает человека, а слишком благоприятная расслабляет, и, как следствие, в обоих случаях ограничиваются рамки его деятельности для изменении условий жизни. Подробно влияние среды на развитие цивилизаций рассматривает А. Дж. Тойнби, который сформировал теорию "вызов-ответ", согласно которой человек вынужден и имеет возможности преодолевать неблагоприятные природные явления (Тойнби Арнольд Дж. 1995, 97-133). Цивилизация развивалась успешно там, где человек имел необходимость и мог успешно противостоять силам природы, то есть в основном в умеренном поясе с ограниченными продовольственными ресурсами. Здесь человек в борьбе с голодом и холодом должен был изобретать новые средства производства, методы хозяйствования, технологии и материалы, что активизировало его разнообразную деятельность и развивало гибкость ума.

Само понятие разума несколько туманно, но оперировать им в определенной степени можно, если показать, что и "ум" формируется под влиянием географических особенностей. Предки современных индоевропейцев, тюрков и финно-угров в далекие доисторические времена прибыли в Восточную Европу из Закавказья, где они проживали в тесном соседстве в одинаковых географических условиях и, очевидно, имели одинаковый "ум". Но их потомки теперь имеют отчетливо различные культуры и нельзя иначе объяснить причины этой разницы между ними, как только влиянием различных географических условий, при которых они проживали позже. Особенно это касается европейцев, поэтому ученые ищут причины их лидерства, в частности, в экономической географии и истории. Возможно, Ю. Павленко оценивая значение предыстории человечества для его дальнейшего развития, предоставляет слишком большое значение совсем глубоким эпохам, но в той или иной степени такого взгляда, с его точки зрения, придерживалось достаточно много исследователей:


… вся цивилизационная история является чем-то вроде вершины айсберга, основной массив которого сопоставим с эпохой охотничье-собирательской первобытности. Именно там закладывались архетипические основания современной культуры, что неоднократно отмечалось Э. Тейлором, Э.Дюркгеймом, З. Фрейдом, К. Юнгом, К. Леви-Строссом, М. Моссом и многими другими выдными исследователями и мыслителями, имевшими достаточное представление о первобытной эпохе (Павленко Ю.В. 2004, 110).


Признавая роль природных условий в формировании психично- соматических качеств человека, следует иметь в виду, что сформированные под влиянием окружающей среды определенные черты физического строения и характера передаются от поколения к поколению генетически или другими механизмами, которые теперь изучает эволюционная психология:


Генетика поведения изучает основы поведения и все, что с ним связано, – психические заболевания,склонность к разводу, политические предпочтения и даже чувство удовлетворенностью жизнью. Эволюционная психология ищет механизмы, посредством которых эти признаки переходят от поколения к поколению. Оба подхода предполагают, что в формировании поведения, мыслей и эмоций участвует природа и воспитание, но в отличии от практики двадцатого века нынче природе отдается предпочтение (Чиксентмихайи Михай. 2008. 89) .


Не имея достоверных знаний о расположении прародины древних индоевропейцев и, соответственно, о влиянии окружающей среды на формирование их ментальности, ученые не могут понять причин успеха их потомков начиная с середины второго тысячелетия н.э.:


Почему капитализм и связанные с ним геополитические трансформации коренились в Европе – это вопрос широкой дискуссии. Тогда как многочисленные авторы соглашаются, что Европа должна быть чем-то исключительным, не существует согласия относительно природы этой особенности (Геффернен Майкл. 2011, 31).


Реставрация картины общественных отношений, верований и форм культурной жизни индоевропейцев в большинстве случаев выглядит совершенной фантазией, основанной на фальшивых представлениях об образе их жизни в степях Украины. Эти представления очень распространены и они основываются на ошибочной локализации прародины индоевропейцев именно в зоне степей. Например, Сергей Нефедов утверждает, что "уже в середине V тысячелетия до н. э. индоевропейцы приручили водившихся в степях диких лошадей, тарпанов и использовали их для езды верхом" (Нефедов Сергей 2010, 39), в то время как первыми это сделали тюрки. В свою очередь Ю. Павленко, говоря о индоевропейцах, выходит из положения, что их "хозяйственная деятельность была ориентирована в основном на животноводство" (Павленко Ю.В. 2004, 229 ). Он объясняет экспансию скотоводческих племен индоевропейцев использованием лошади при расширении площади и поисков новых пастбищ. Верховая езда, наезды на соседей с целью угона скота вели к перераспределению богатства, социальному расслоению общества, образованию племен под руководством вождей, которые одновременно были и первосвященниками. Ясно, что такой образ жизни должен формировать у скотоводов психологические черты отличные от тех, которые имели, скажем, земледельцы. Когда же оказывается согласно проведенным исследованим, что древние индоевропейцы скотоводами не были, то из этого следует два вывода. Во-первых скотоводство само по себе не развивает черты, характерные для индоевропейцев, тем более, что другие народы, в древности бесспорно животноводством занимавшиеся, обнаруживают черты отличные от индоевропейцев. И, во-вторых, определенным чертам индоевропейцев надо искать другое объяснение.

Не имея возможности далеко заглядывать в предысторию, но придавая большое значение влиянию природных условий на формирование когнитивных схем людей, австралийский ученый, известный своими работами в области философии окружающей среды, философии культуры и метафизики философии процессов, утверждал, что западная цивилизация основана на слиянии греческой и древнееврейской культур, однако последняя, как и другие культуры, оказавшие большое влияние на формирование западной цивилизации, была интерпретирована в терминах греческой мысли (Gare Arran. 1996. 73). При этом слияние древнееврейской культуры с греческой метафизикой включало радикальное преобразование греческой мысли, благодаря вливанию в нее элементов прагматического менталитета римлян (там же, 83). Таким образом, автор предполагает, что древние греки и римляне уже имели отличную этноментальность.

Определенные различия в ментальности греков и римлян, конечно, были. Но гораздо большее различие было между ментальностью греков и иудеев. Хорошим примером такого различия является отсутствие слова "совесть" в древнееврейском языке, свидельством чему является отсутствие этого слова в Ветхом Завете. Судя по текстам Нового Завета, первым его начинает употреблять апостол Павел, говоривший на греческом языке, в котором существовало слово συνειδησις, составленное из συν "с, вместе" и ειδος "вид", "форма", "состояние", "род" и употреблявшееся в значении "совесть". В латинском языке ему соответствует conscientia "осведомленность", "согласие", "самосознание", мало похожее на кальку с греческого. Вероятнее всего слова с такими значениями вошли в употребление в соответствии с общей ментальностью индоевропейцев, связанной с общим происхождением и проживанием в одинаковых природных условиях:


Люди усваивают среду для интерпретационных схем, в то же время приспосабливая эти схемы к окружающей среде. Другими словами, когнитивные схемы, которые облегчают интеллектуальное взаимодействие с окружающей средой, разрабатываются с помощью их аналогичного использования от одной ситуации к другой… Благодаря обобщению схем одной и другой ситуаций и формированию интерпретационной основы для трансформаций природы, они также воплощаются в гуманизированной среде, так что все виды человеческих действий и продуктов человеческой деятельности в традиционных обществах отражают друг друга, от способа экономического производства и приготовления пищи до ритуала церемоний, манеры одевания, планировки жилищ и деревень (там же, 66, 67).


Если согласиться с тем, что единство культуры происходит от обобщения по аналогии способов вовлечения в мир от одной ситуации к другой, резонируя с преобладающими способами воздействия окружающей среды, то особенности этой среды нужно знать для того, чтобы правдоподобно объяснить развитие сукцессии культур на общей когнитивной базе.

Индоевропейцы, которые были предками большинства современных европейцев, с 5-го тысячелетия до н.э. заселяли бассейн среднего и верхнего Днепра с разветвленной речной сетью (Стецюк Валентин. 1998, 44) Условий для развития животноводства и земледелия здесь не было, но тем не менее, количество индоевропейцев со временем настолько выросла, что они начали свою экспансию в Центральную и Южную Европу, Малую и Центральную Азию. Очевидно, они имели в своих старых землях достаточную базу продуктов питания. Охота такую продовольственную базу обеспечить не могла, тем более – собирательство. Остается предполагать, что свое количественный рост индоевропейцы обязаны рыболовству, для развития которого здесь были прекрасные условия.

Представим себе, как занятия рыболовным промыслом влияет на развитие психологических качеств людей, которые им занимаются. Природные ресурсы воспринимались человеком иначе, чем продукты собственного производства, особенно, когда они имеются в достаточном количестве. Если продукты земледелия и скотоводства тесно связаны с производителем и формируют понятие собственности, которую надо защищать от посягательств агрессивных или завистливых соседей, то рыбные запасы рек и озер воспринимаются людьми как дар небес, за обладание которым не надо бороться с соседом, ибо рыбных угодий в то время на указанной территории было достаточно. Такая ситуация не развивала в людях чрезмерной агрессивности, скорее вела к формированию относительно миролюбивых черт характера. Рыболовством можно заниматься как индивидуально, так и коллективно. Это формирует в людях черты независимости, самодостаточности, а вместе с тем обеспечивает при необходимости умение достигать цели объединенными усилиями. В таких условиях роль одного лидера в хозяйственном жизни существенно уменьшается. Зато свои лидерские качества человек может проявить в духовной сфере. Отсюда переплетение светской и духовной власти, о котором пишет, но не объясняет его причин Ю.Павленко (Павленко Ю.В. 2004, 230). Не зная точно предыстории индоевропейцев, а лишь полагаясь на ошибочные утверждения Т.В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванова, он, рисуя духовный мир индоевропейцев, дает полную свободу своей фантазии, впрочем, как и многие другие философы, особенно античные. Хорошие возможности для фантазирования предоставляет индивидуальное рыболовство наедине с природой, когда у человека в ожидании улова было много времени для размышлений и рассуждений о самом себе и людях вообще, окружающая среда и связи между ними. Не даром же Иисус Христос набирал себе учеников, будущих апостолов, из числа рыбаков. Не зная причин загадочных природных явлений человек давал волю своим фантазиям и эта черта сохранилась у индоевропейских народов, у некоторых даже до сих пор.

Следствием этой склонности является то, что только в Европе развился такой жанр литературы как утопия, начало которому было положено еще в Древней Греции, где Платон задумывался над идеальным устройством человеческого общества. Результатом его размышлений была работа "Государство", которая, с нашей точки зрения, является полной утопией, но тогда еще не существовало такого понятия. Оно появляется в эпоху Возрождения после написания Томасом Мором романа об острове Утопия, на котором действовала политическая система, построенная на рациональных, но глубоко гуманистических принципах. Роман дал толчок к развитию такого течения европейской общественной мысли как утопический социализм, последователями которого были Кампанелла, Фрэнсис Бэкон, Кабе и многие другие. Роль и значение этого течения в истории российский философ Бердяев оценил так:


Утопии играют огромную роль в истории. Их не следует отожествлять с утопическими романами. Утопии могут быть движущей силой и могут оказаться более реальными, чем более разумные и умеренные направления. Большевизм считали утопией, но он оказался реальнее, чем капиталистическая и либеральная демократия… Человек, раненный злом окружающего мира, имеет потребность вообразить, вызвать образ совершенного, гармонического строя общественной жизни. Прудон, с одной стороны, Маркс, с другой стороны, должны быть признаны в той же мере утопистами, как Сен-Симон и Фурье. Утопистом был и Ж.-Ж. Руссо. (Бердяев Н. 1951, 156-157).


Теперь рассмотрим другую черте европейцев, которую характеризуют как рационализм. О нем много говорит Макс Вебер в своей работе "Протестантская этика и дух капитализма". При этом он подчеркивает, что рационализм может проявляться в различных формах и сферах человеческой деятельности. Он ссылается на рационализм экономики, техники, научных исследований, воспитания, войны, права, управления, говорит о рациональном использовании капитала и распределения материальных благ и подчеркивает, что рационализм понятие историческое, которое содержит в себе "целый мир противоположностей". Рационализм европейцев сформировался в предысторические времена в соответствии со способом существования их предков. Многие философы, в частности Э. Фромм считают, способы существования кардинально отличаются по двум принципам – обладания и бытия. Эти принципы якобы отражаются в языках народов при выражении отношения к собственности формулами "я имею нечто" и "у меня есть нечто" . При этом первая отвечает существованию по принципу обладания, а а вторая – по принципу бытия в соответствии со значениями употребляемых глаголов "иметь" и "быть". В преобладающем большинстве европейских языков употребляется формула "я имею нечто", в то время как в тюркских, финно-угорских, древнееврейском и других факт обладание выражается формулой "у меня есть". В русском языке последнее выражение заимствовано из финно-угорских, а в украинском и белорусском – из русского, поскольку в них более употребительно выражение "я маю". На основаниии такого различия в отношении к собственности ученые утверждают, что западные европейцы в отличие от многих других народов живут по принципу обладания и поэтому их общество в основном тяготеет к приобретению собственности и извлечению прибыли (Фромм Еріх. 2010, 41).

При этом упускается из виду, что указанные глаголы, будучи сказуемыми, в обоих формулах относятся не к одному и тому же объекту. В одном случае обладатель выражается главным членом предложения, то есть подлежащим, а в другом – дополнением, когда подлежащим является обладаемое. Таким образом, глагол "быть" не относится к обладателю и говорить о том, что он живет по принципу бытия, нет оснований. Это чисто формальная оценка, тем более, что обладание является следствием бытия. Тем не менее, формула "я имею нечто" все-таки позволяет говорить об особом рационализме европейцев, поскольку в ней акцент ставится на обладателе, а обладаемое находится к нему в тесной подчинительной связи. Напротив, при выражении "у меня есть нечто", это нечто существует как бы само по себе и в силу каких-то обстоятельств оказалось у обладателя. Одновременно, говоря "я имею", обладатель подчеркивает свою значимость как личности и это утверждает его самооценку, что влечет за собой развитие в человеке осознания своих прав. Такая черта характера развивается в процессе успешной деятельности человека.

Рационализм весьма широкая категория и рациональность бытия можно рассматривать с разных точек зрения, что дает основание Веберу разделять рационализм католического и протестантского миров. Если рационализация частного права, основанная на праве римском, пустила свои корни в католических странах Южной Европы, то менее выраженную у католиков склонность к экономическому рационализму проявляли протестанты Севера. Указывая на успехи протестантских народов и на преобладание протестантов среди владельцев капитала, предпринимателей, высших квалифицированных слоев рабочих, он в конце концов приходит к выводу, что причиной этого является протестантская этика.

Однако сам Вебер подчеркивает, что протестантизм его основателей Лютера, Кальвина, Нокса и Фоэ был очень далек от того, что теперь называют "прогрессом" (Вебер М. 1950, 44). К тому же, англиканская церковь весьма условно может быть отнесена к протестантским, а между тем, капитализм в определении Вебера, основанный на ожидании прибыли посредством использования возможностей обмена, начал развиваться именно в Англии. Да и организация средневековых цехов в Европе, не имеющая аналогов в других частях света, тоже носит рациональный характер. Это наводит на мысль, что развитие капитализма в странах Северной Европы связано не с переходом к протестантизму, а с рационализмом особого рода, который развился у более северных народов и проявил себя как в духовной, так и материальной сферах, поэтому следует признать, что он же лежит в основе протестантского движения. Генрих Гейне в работе «К истории религии и философии в Германии" утверждает, что христианство в конце концов приняло в Европе ту или иную форму в зависимости от той народной веры, которая ему предшествовала. На севере в целом она была более пантеистична, чем на юге, с обожествлением многих явлений и элементов природы. Принятие христианства превращало обожаемую природу в демоническую. Однако, если на жизнерадостном по своей природе юге это превращение не могло быть легко и до конца воспринятым, то на севере мир дьявола стал таким же строгим и мрачным, как и сама северная природа. Именно разница в представлениях об Антихристе, по мнению Гейне, стала причиной зарождения Реформации. (Heinrich Heine. 1966, 60-70). Точно так же суровые природные условия и климат сформировали у народов Северной Европы такое общественное сознание, в котором рациональная составляющая была более выражена, чем у народов юга.

Гейне был поэт и потому объяснил переход к протестантизму поэтично. Бертран Рассел считал, что протестантское движение было обуслолено многими причинами. Это был бунт северных народов против господства прогнившей религии Рима, который питали национальные, экономические и моральные мотивы, в целом рациональные и сформированные именно суровой северной природой (Рассел Бертран, 1995, 11).

Индоевропейцы расселялись по широким просторам Европы и в Азии в разное время и формирование народных верований также проходило в разное время и в разных природных условиях, чем и объсняется разница в этнопсихологии различных европейских народов. Также в процессе этих расселений они впитали в себя больше или меньше этнических групп другой культурной традиции, в иных местах они ассимилировались среди автохтонного населения. Поэтому мы сейчас не можем говорить о каких-то типичных психологических чертах европейцев, можно только утверждать, что определенные из них у них более выражены, чем у других народов, а какая-то часть европейцев может проявлять черты в целом не выраженные у остальных.

Возможно, есть еще одна черта европейцев, которую можно охарактеризовать словами Вебера как "рациональная неугомонность", стремление к новым поискам и открытиям. В частности, она ярко проявилась в период великих открытий. Гуннар Гайнзон связывает активность португальцев и испанцев в этот период с явлением, которое он называет youth bulges, что можно перевести примерно как "молодежный перекос" в демографической структуре общества, когда в нем молодежь составляет непомерно большую долю. Наделенное энергией и амбициями, "чрезмерное количество молодых людей с таким же успехом, как и всегда, приводит к кровавым экспансиям, так же как к созданию и разрушения империй" (Heinson Gunnar. 2006, 11). На многочисленных примерах разного времени для разных народов он доказывает этот тезис и это выглядит довольно убедительно, но для европейцев такое объяснение является убедительным не всегда. Например, русские казаки, начиная с конца 16-го века и в течение следующего покорили огромные территории Сибири и Дальнего Востока без особой на то причины, в то время как могли использовать свою энергию для других целей. К тому же никакого нарушения демографической структуры населения в России в то время не наблюдалось. В противоположность этому Китай, где демографические перекосы были обычным явлением с древнейших времен, покорять соседние северные земли никогда не собирался. Трудно ожидать каких-либо авантюр от людей, которые исповедуют даосизм с его принципом у-вэй, что в дословном переводе означает "недеяние" в смысле отрицания целенаправленной деятельности, противоречащей естественному ходу событий. У европейцев же готовность идти на риск ради сомнительного успеха проявлеласть в истории очень часто и эта черта тоже должна иметь какое-то объяснение.


Продолжение: Предыстория: Познание замыслов и деяний Божиих




Free counter and web stats