Славянская экспансия
На своей прародине из всех славян остались только белорусы, только в незначительном степени расширив свою территорию (см. карту слева)
Слева: Прародина (граница обозначена красным цветом) и этнографическая территория белорусов (границы обозначены темным) .
Стрелками обозначены направления миграций белорусов.
Пространство в бассейне Сожа было заселено ими позже. Остальные славяне двинулись на поиски новых земель, но начали свою экспансию довольно поздно, когда уже другие индоевропейские народы создали на новых местах своих поселений известные в истории высокоразвитые государства и культуры.
Впервые в исторических источниках славяне отчетливо появляются вскоре после 500 г. и уже в тридцатые годы регулярно сообщается о вторжениях славян в области севернее Нижнего Дуная (Pohl Walter, 2002, 96). Причинной такого запаздывания было расположение славянской прародины на северо-западной окраине индоевропейской территории и дальнейшая их миграция по направлению к Балтийскому морю и Нижней Висле. Связанную с таким периферийным положением культурную отсталась славяне не могли преодолеть и после расселения на широком пространстве Европы:
В индоевропейском мире славяне, а точнее для древних времен — балтославяне, по многим причинам занимали особое положение. Они были последней группой, вышедшей из доисторического и дописьменного мрака. Первое христианское тысячелетие подходило к концу, когда славяне овладели искусством читать и писать, между тем наиболее удаленные индоевропейские народы, такие как ирландцы, исландцы, арии Центральной Индии, так же как и те, кто находился в сердце Азии у самых границ Китая, — все они имели уже собственную развитую письменность. (Менгес К.Г. 1979, 21)
Вторжение гуннов в Восточную Европу в конце IV ст. привело в движение местное население и в этом «Великом переселении народов» приняли участие и славяне. Однако историки неоднократно отмечают, что широкомасштабная экспансия славян по всем направлениям – на Балканы, к берегам Одера и Ельбы, Западной Двины и Волги была мирной и практически незаметной для современников. Причину этому следует искать в том, что славяне не двигались сплошной массой:
… расселившись на обширных пространствах далеко от исходного пункта, славяне не образовали непрерывного пространственного континуума. Речь идет не только о разделении южных и северных славян другими этническими группами — германцами, подвижным романским населением не совсем ясной принадлежности, а также вторгшимися венграми (мадьярами), но и о частичном сохранении остатков различных индоевропейских народов, отчасти ассимилированных или истребленных славянами (фракийцы, иллирийцы и венеты), а также о различных группах алтайских народов, в первую очередь аварах. (Бирнбаум Х. 1988, 44)
Мирным путем славяне достигли Греции, что подтверждается историческими источниками (Vasmer Max. 1941, 11-19). Небольшими группами они жили на Пелопоннесе и даже на островах Эгейского моря вплоть до острава Крит, о чем свидетельствуют несколько сотен славянских топонимов (там же 1988, 20-174). Более агресивно славяне стали вести себя на Балканах в союзе с аварами и под их главенством. Косвенным свидетельством последнему может быть известный пассаж об отношении обров (авар) к славянам в Повести временных лет.
До масштабного движения людских масс в средине І тыс. н.э. , по крайней мере, во времена зарубинецкой культуры славянские племена не спускались ниже Тясмина. Но даже и на Тясмине, и несколько севернее первые зарубинецкие памятники быстро, в конце I в. н.э. были заменены памятниками черняховской культуры, другой, по мнению Кухаренко, этнической принадлежности, чем зарубинцы (Кухаренко Ю. В., 1960, 299). Первоначально эта культура считалась советскими археологами бесспорно славянской (Брайчевський М.Ю. 1957), но со временем многие из них пришли к выводу о ее формировании на полиэтнической основе (Винокур І.С., Тимощук Б.О. 1977, 24, 25). Например, В.В. Седов утверждал, что она была сформирована носителями зарубинецкой культуры, германскими переселенцами с Польского Поморья (вельбарская культура) и остатками местного скифо-сарматского населения (Седов В. В., 1990-1, 84). Другие же исследователи упорно старались доказать генетическую преемственность зарубинецкой, черняховской и позднейших славянских культур. Попытки повышения рейтинга древней славянской культуры за счет более развитых соседних является следствием заидеологизованности исторической науки, а серьезные историки не всегда осмеливаются возражать некоторым закомплексованным политикам. С резкой критикой подобных взглядов выступал Третьяков, который считал черняховскую культуру безоговорочно германской, в чем, очевидно, был прав (Третьяков П. Н., 1982, 10-15). Не будет лишним приведение мнения Третьякова дословно:
Совсем другой характер имела раннесредневековая славянская культура, носители которой никогда не были столь тесно связаны с миром античных цивилизаций. Если их сельскохозяйственное производство, быть может, лишь немногим уступало черняховскому, то все другие отрасли экономики – металлургия и металлообработка, гончарство, обработка кости и др. – отличались значительной примитивностью, не выходя за рамки элементарного по приемам домашнего ремесла (Третьяков П. Н. 1982, 14, 15)
Также на низком уровне у славян в догосударственный период находились товарно-денежные отношения, хотя в историографиии распространено мнение о их раннем развитии. Однако такое мнение не может быть подтверждено археологическими находками вроде раннеславянских весовых принадлежностей:
Несмотря на все попытки исследователей выделить материальные следы использования ранними славянами неких стандартных весовых эквивалентов стоимости в драгоценных металлах ранее второй половины IX в., это все еще не может быть подтверждено реальными археологическими данными: ни находками весовых принадлежностей, ни стандартизацией веса ювелирных украшений (Комар А.В. 2017, 85).
О том, что славяне относительно поздно освоили металлургию и металлообработку, говорят также народные верования и обычаи. В мировой ритуальной практике широко используются металлы, в частности, железо (Новикова М.О. 1993, 257), однако у славян в обычаях металлы фигурируют редко, а если это и случается, то только говорит об их особой ценности. К примеру, до нашего времени, у русских и украинцев существует запрет на захоронение вместе с покойником металлических предметов, а находка подковы предвещает счастье. У других же народов, к примеру, у германцев было обычным класть в могилу вместе с покойником и его оружие. Понятно, что при развитой металлургии ценность металлических предметов существенно снижалась.
Если черняховская культура была германской, то ее творцами были, безусловно, готы, которые прибыли в Северное Причерноморье с территории Польши и создали здесь свое государство, что засвидетельствовано историческими источниками. Другой известной культуры, соответствующей времени пребывания готов на Украине, просто нет, но готы не могли не оставить после себя никаких культурных следов. Попытки связать с готами отдельные археологические памятники, такими, как например, Дитинецкий могильник, несостоятельны, поскольку их очень мало для того, чтобы связывать с ними многочисленное население готов. В начале первого тысячелетия н.э. население Поднепровья, Днепро-Днестровского междуречья было очень пестрым. На Нижнем Днепре это были потомки киммерийских, скифских, сарматских племен и выходцев из греческих причерноморских городов. Здесь были также германские племена бастарнов, кельты, которые в середине I в н.э. разрушили Ольвию. Несколько ранее кельты имели свои поселения на Верхнем Днестре, что засвидетельствовано находкой кельтских памятников возле села Бовшев Ларисой Крушельницкой. Еще ниже по Днестру жили фракийцы (липецкая культура). Готы, очевидно, вытеснив большую часть местного скифо-сарматского населения за Днепр, заняли обширные области на Правобережье:
Черняховские древности охватывают огромное территориальное пространство. Юго-западной границей их распространения является район низовья Дуная и Задунавья. На востоке и северо-востоке эти памятники достигают Левобережья Днепра, вплоть до поречья Ворсклы и Сейма. Северной границей Черняховской культуры являлось Полесье Украины, а южной – земли Северного Причерноморья (Винокур І.С., Тимощук Б.О. 1977, 19)
Многочисленные археологические находки в пределах указанной территории свидетельствуют о тесных экономических и культурных связях ее населения з Римской империей (Там же, 21). И этот факт хорошо связывается с документальными свидетельствами о взаимоотношениях готов с Римом.
Придя в движение, славяне как будто двигались теми же путями, что и другие индоевропейские племена две тысячи лет перед этим. Правобережные славяне ушли преимущественно на запад или остались на своих местах, а левобережные, за исключением предков современных русских, перейдя Днепр, двинулись по направлению к Балканам. По данным топонимики славяне сначала заселили компактным массивом Западную и отчасти Северно-западную Болгарию (Георгиев Владимир, 1960, 75), поэтому можно допускать, что основная часть славян двигалась на Балканы через Карпаты, а не вдоль берега Черного моря. Это движение хорошо согласуется с картами распространения двух типов славянской керамики – пражско-корчакской и колочинско-пеньковской, которые можно найти в работах авторитетных историков (Баран В. Д., 1978, Седов В. В., 1979; Третьяков П. Н., 1982), хотя иногда славянские древности разделяют на три или четыре группы, рассматривая пеньковскую и колочинскую культуры отдельно и добавляя еще дзедзицкую группу памятников (Баран В., 1986). При этом нужно отметить, что бесспорно славянская керамика была более примитивна по форме, чем керамика Черняховской культуры, хотя их находки стратиграфически перекрываются, что показали раскопки в приднестровском селе Бакоте и других местах (Винокур І.С., Тимощук Б.О. 1977, 40).
На рис. 48 показана карта, за основу которой были взяты две карты распространения памятников, составленные В.В. Седовым (Седов В.В. 1979, рис. 20, 21).
Рис. 48. Миграции и территории поселений славян с учетом данных археологических памятников.
На рисунке видно, что керамика первой группы (пражско-корчакский тип) распространена на огромном пространстве от междуречья Эльбы и Зале до Днепра и захватывает полностью территорию Чехии и Словакии, среднюю и южную Польшу, южное Полесье. Если в эту группу включить и дзедицкую керамику, то указанную территорию следует расширить, включив в нее Центральную и Северную Польшу (Баран В. Д., 1990, 6-7).
Керамика второй группы распространена в Молдове, Мунтении, Добрудже, и еще южнее в придунайской Болгарии. Здесь же встречаются памятники первой группы, но значительно реже. Это керамика колочинско-пеньковского типа, которая распространена также в среднем течении Сулы, Псла и Ворсклы. В черниговском Подесенье и курском Посемье встречаются глиняные сосуды по форме тождественные славянской керамике второй группы. При этом следует заметить, что, если в западных регионах распространения керамики имеются ареалы с культурой, представленной одновременно керамикой двух типов, то в восточных регионах такого смешения нет. Это указывает на то, что славяне, начав большую миграцию на юг и на запад, шли двумя большими потоками, которые стали пересекаться спустя некоторое время после начала движения. Такая особенность позволяет проследить истоки миграции обеих групп славян при обоснованном предположении, что керамика первого типа оставлена предками современных чехов, словаков и поляков, а керамика второй группы – предками южных славян. Для славян, представителей керамики первой группы таким истоком является территория южнее Припяти, т.е общая прародина чехов и словаков. Южные славяне (вторая группа) начали движение с берегов Десны, Сейма и Сулы, т. е. оттуда, куда мы поместили предков сербов, хорватов, словенцев и болгар.
Сам Седов прародину славян поместил между Днепром и Днестром и тогда славяне должны были расселяться в двух противоположных направлениях, что уже потому невероятно, что двигаться навстречу кочевникам, шедших с востока было бы неразумно.
Итак, эти две группы славян (венеды и анты исторических документов) состояли из части первоначальной западной и части первоначальной восточной ветвей славянства. По существующему делению это сегодняшние западные и южные славяне. Те же славяне, которые остались вблизи своих родных мест теперь составляют группу восточных славян.
Мы знаем уже, что прародина украинцев была в ареале между Припятью и Березиной. Они оставались там, очевидно, до Великого переселения народов, обусловленного нашествием гуннов в конце IV ст. н.э. Когда древние предки современных южных и западных славян начали оставлять свои праотцовские земли, их место сразу же занимали переселенцы с левого берега Нижней Припяти, с Березины и Сожа. И опять же на тех же этноформирующих ареалах, начали складываться древнеукраинские летописные племена дулебов, древлян, полян и северян. Дулебы заселяли ареал между Бугом и Случью, их называли также волынянами, поскольку эта местность еще раньше называлась Волынью.
Ареал древлян был между Случью, Припятью и Тетеревом. И это племенное название может быть соотнесено с названием германского племени тервингов или треверов, которое тоже означает “жители леса”.
Поляне заселяли ареал между Тетеревом, Росью и Днепром. Созвучие между названиями поляне и поляки, безусловно, не случайно, если вспомнить, что прародина поляков находилась по соседству на левом берегу Припяти. Сначала эти две славянские ветви имели общий этноним, который поляки сохранили до сих пор. Правда, этноним полян и поляков при расположении их прародины в лесной местности вызывает недоумение. Однако, объяснение может быть такое. Ареал греков также был неподалеку – по левую сторону течения Припяти. А по-гречески φυλον означает «род, племя» (фила). Самоназнавний разных народов типа «люди», «народ», «племя» очень много, поэтому такая версия может иметь право на существование.
Северяне жили по Десне и Сейму. Нидерле очерчивает их ареал главным образом на территории между Десной и Сулой (Нидерле Любар, 1956, 159). На правом берегу Десны они жили до реки Снов, а далее уже были земли радимичей, одного из двух древних южнорусских племен (другим было племя вятичей). Следовательно, какая-то часть древнеукраинского племени перешла Днепр выше Десны и далее двигалась на юго-восток до Ворсклы, в то время как радимичи, оставаясь все время на левом фланге, дошли до Сейма. Племенное название северян можно сравнивать с несколькими этнонимами, среди которых серб, сабир, савар и с большим гнездом слов разных языков, которые имеют значение “сосед, товарищ, брат” – укр. сябер, блр. сябр, серб. себар, рус. себер, лит. sebras, морд. шабра, алб. sеmbеr и др. Возможно, все эти слова происходят от усеченного др. герм. *nähwa-gabur, о чем речь шла ранее, но для нас важным является то, что места поселений северян перекрывали ареал сербов. Еще Шафарик и Нидерле считали, что эти два этнонима родственны между собой и это родство имеет под собою реальное основание, поскольку привязано к одной и той же территории. Сербско-хорватский ареал разделен рекой Снов на две примерно одинаковые половины, поэтому не исключено, что сербский и хорватский диалекты начали формироваться еще на общей прародине сербов и хорватов. А происхождение племенного названия хорватов также можно рассматривать как влияние субстрата, оставшегося от предыдущего иранского населения. В связи с этим особый интерес имеет следующий пассаж в статье Р. Новаковича:
Лудат говорит, что Сакач нашел в персидском источнике название земли и народа Haravaiti, Harvahwatiš в юго-восточной сатрапии, которая соответствует теперешней южной половине Афганистана, Белуджистану и восточной части Ирана (Новаковић Реља., 1973, 328).
Определенный нами ареал афганцев лежал по левую сторону от течения Десны, а хорватов – по правую, где ранее сформировался согдианский язык. Таким образом, совпадение племенных названий не может быть случайным и подтверждает наше размещение этноформирующих ареалов. Правда, в настоящее время следов пребывания хорватов в этих местах, в отличие от сербов, не осталось.
Оставленную древними украинцами территорию своей прародины заняло племя дреговичей, которые постепенно овладели всей территорией на правом берегу Днепра между Припятью и Западной Двиной, поскольку древнее племя носителей северорусского диалекта тоже оставило свою прародину и отошло на север к верховьям Зап. Двины, Волги и далее вдоль Ловати до озера Ильмень. На этой большой территории славяне, ассимилировав разные местные балтийские и финские этнические группы, разделились на отдельные племена полочан, словен новгородских и кривичей. Кривичи заселили территорию между верховьями Западной Двины и Днепра, откуда они вдоль по Волге продвинулись в современное Подмосковье. Следом за кривичами на северо-восток Белоруссии проникают дреговичи, распространяя по всей Белоруссии банцеровскую культуру, которая пришла на смену днепро-двинской, принадлежавшей балтам. Ассимиляция балтов славянами носила, как всегда, мирный характер и продолжалась даже в XII – XIII ст. (Зверуго Я. Г., 1990, 32-33).
Предки современных русских, говорящих на южнорусском диалекте, – вятичи и радимичи двигались главным образом на восток, при этом вятичи первые вступили в контакт с мордвой и другими финно-угорскими племенами, которые были ассимилированы славянами на протяжении нескольких веков уже в историческое время. Мэтр русской лингвистики Трубачев, взявшись за тему освоения восточными славянами новых земель, ограничил ее, по его собственному признанию, "некой апологией вятичей". Необходимость этой апологии вызвана летописной характеристикой вятичей как "крайне отсталых и диких людей, живущих наподобие зверей в лесу, едящих все нечистое, сквернословящих, не стыдясь родителей и женщин рода". Конечно, хотя определенные основания для такой характеристики были, их нельзя понимать буквально, но Трубачев в своем усердии представил вятичей чуть ли не как людей западной культуры, пытаясь найти зерно истины в летописной формулировке о том, что они якобы пришли "от ляхов". Таким же образом нужно оценивать замечание Трубачева о том, что в бассейне Оки вятичи встретили племена балтийской принаджежности при том, что о финских племенах он не упоминал вовсе (Трубачев О.Н. 2000, 4-24).
Следом за Трубачевым идею западного происхождения вятичей отстаивает А.Л.Шилов, который пытался восстановить пути славянской экспансии по данным топонимии (Шилов А.Л.). Это очень сложная задача, потому что диалектные различия тех времен не настолько выразительны и многочисленны, чтобы им полностью доверять. К примеру распространенность корня тереб от Подмосковья до Карпат и даже до Венгрии и Чехии не может быть основанием для связывания "вятичей, полян и иных южных восточно-славянских племен" (Шилов А.Л. 2010, 56). Игнорируя расположение первичных славянских ареалов, восстановить позднейшие пути миграций славян только топонимическими материалами невозможно.
Иследования антропологов говорят однозначно, что на расогенез и этногенез русского народа в значительной мере повлиял древний финский субстрат (Алексеев В. П., 1974-2). Наглядно отображает глубокие финские корни в русской надодной культуре распространенное в фольклоре выражение "избушка на курьих ножках". Почему возникло такое выражение, видно из фотографии традиционного саамского строения (см. справа фото из Википедии.)
Можно также проследить и языковые влияния финского субстрата, которые исследованы многими специалистами (Veenkler W., 1967, Kiparski V., 1969, Birnbaum Henrik, 1990, Аникин А.Е., 1990). В южном диалекте русского языка и в мордовских языках (эрзя и мокша) довольно много обоюдных заимствований, но имеются также и некоторые лексические соответствия между украинским и мордовскими языками. Ничего удивительного в них не может быть, поскольку в скифские времена мордва заселяла бассейни Сулы, Псла і Ворсклы (см. раздел "Экспансия финно-угров".) Например, мокша рохамс точно соответствует укр. рохати, рохкати „хрюкать”, а укр. цятка, очевидно, заимствовано из мокша цятка "искра", так как есть также мар. чатка "то же". В Этимологическом словаре украинского языка эти соответствия не упомянуты. Определить относительное время украинско-мордовских контактов может помочь мордовское слово шивець “сапожник”. Фонетика слова хорошо отвечает прасл. šъvьcь, следовательно, заимствование произошло до падения редуцированных гласных.
На основе анализа ошибок в летописях можно достоверно полагать, что падение редуцированных произошло до XI ст. н.э. (Хабургаев Г. А., 1986, 52), но много ученых высказывали мнение, что это произошло между 750 и 825 гг. н.э. (Lamprecht A., 1983, 9). Правда, к этому времени отдельные славянские народы расселились на обширном пространстве, потому процесс падения редуцированных проходил в разных языках не одновременно и различным образом. В связи с этим можно допустить, что украинский язык в силу своего центрального положения среди славянских языков дольше сохранял консервативные признаки праславянского, и тогда источником заимствования морд. шивець может быть украинский язык, поскольку укр. швець стоит ближе всего к мордовскому слову фонетически, а заимствование из праславянского невозможно хронологически. В русском языке соответствующее слово мало распространено и имеет твердое конечное c: švec, а южнославянские слова фонетически стоят еще далее.
В середине І тыс. н.э. в степях Украины происходили бурные события, ход которых восстановить почти невозможно. Когда после смерти Атиллы распалась гуннская империя, сюда волна за волной начала накатываться воинственные племена кочевников разной этнической принадлежности, ведущие борьбу между собою и с предыдущими пришельцами за пастбища и удобные пути для грабительских нападений на провинции Византии, в Закавказье и Центральную Европу. Исторические хроники засвидетельствовали для нас имена аваров, акациров, барсилов, болгар, кутригуров, савиров, сарагуров, хазар и многих других. Преимущественно это были тюркские племена, часть из которых оставлялась здесь еще со скифских времен, а часть пришла сюда позже из казахских степей. Однако, как мы видели, здесь должны были оставляться еще предки современных венгров, осетин, а также протокурды (не были ли это кутригуры?). Не исключено, что и часть тех славян, которые двигались на Балканы, отстала от своих соплеменников и осталась в степях, перейдя на кочевой образ жизни. Одним словом, эти времена нуждаются в специальном исследовании, но остается очевидным, что в таких условиях большие массы славян со среднего Приднепровья заселять южные степные просторы не могли, тем более, что была возможность двигаться на запад и на восток.
Процесс расселения славян должен был идти начиная от определенного времени беспрерывно так, что ни одна территория не оставлялась пустой, то есть в процессе своего движения отдельные племена всегда оставались в контакте между собой. В движении на запад украинцы шли сразу за поляками и словаками, и это движение продолжалось еще и тогда, когда чехи, словаки и поляки, не имея возможности продвигаться далее, остановились на тех землях, которые они заселяют и теперь. Поэтому какая-то часть украинской народности наслоилась на польскую и словацкую. Этим можно объяснить тот факт, что украинцы еще во времена Киевской Руси овладели довольно широкие пространствами далеко за Сан и за Карпаты. Евген Тимченко определял границу украинских поселений вдоль Дуная и Прута до Черновцов, далее на запад до Сигета на Тисе (теперь Сигету-Мармацией в Румынии) и по южным отрогам Карпат до р. Попрад, потом на север по реке Дунаец до Тарнова и далее до Бильска (теперь Бяльськ-Подляськи в Польше). На севере границей между украинцами и белорусами была Припять от впадения Ясельды. (Тимченко Є., 1930). Приблизительно так же определял пределы украинской этнографической территории и Райнгольд Траутман (Trautman Reinhold., 1948, 153). Надо только обратить внимание, что границы между отдельными славянскими территориями не были четкими, если не шли по природным рубежам. В движении на восток украинцы, бесспорно, достигли Дона, а, возможно, и Волги, но определение восточной границы первой украинской колонизации усложнено позднейшими переселениями украинцев на Слобожанщину и в Поволжье
Славянское племя дреговичей, предков современных белорусов, постепенно заселило территорию, которую занимает теперь Белорусь, а на востоке достигли Десны в районе современного Трубчевска, и эта река стала границей между ними и южной ветвью русских. Далее всего на восток белорусы продвинулись вдоль Днепра до верховьев Волги в районе Ржева (Там же, 135).