Экспансия финно-угров

Предварительное замечание. Чтобы не отождествлять современные финно-угорские народы с их предками, вместо громоздких и искусственных определений, мы прибегли к некоторой условности. Предков современных финнов мы здесь называем фенами, т. е. так, как их называли античные историки, предков эстонцев называем эстами, предков вепсов – весью, т. е. так, как их называли в летописях. Устаревшие названия принимаются для других финно-угорских племен, т.е предки саами получили название лопарей, предки удмуртов – вотяков, предки мари называются черемисами, предки манси – вогулами, предки хантов – остяками, а протовенгры – мадьярами. Обобщенные названия мордва и коми остаются для названий народностей эрзя и мокша, зырян и пермяков соответственно.

Предки финно-угров, прийдя из Закавказья, расселились на широком пространстве Восточной Европы, где в этноформирующих ареалах между Волгою и Доном произошло формирование первичных диалектов, из которых позднее развились современные финно-угорские языки (см. раздел Финно-угры и самодийские народы).

Слева: Карта поселений древних финно-угров в Центральной России

При сравнении расположения исконных ареалов отдельных протофинских этносов с местами поселений их потомков, хорошо видно, что экспансия финно-угров была направлена главным образом на север и северо-восток и охватила очень широкое пространство. В целом финно-угры мигрировали на территорию тех носителей уральских языков, которые начали расселение за Волгой еще со времен неолита. Здесь сформировалась группа самодийских языков на пространстве, для определения границ которого еще недостаточно данных.

Суровые природные препятствовали быстрому росту населения этой большой территории, поэтому еще долго на ней большие участки оставались необжитыми и притягивали к себе новых поселенцев. В то же время отдаленность финно-угорских поселений от центров аграрной цивилизации и природные условия не способствовали заимствованию сельскохозяйственных культур и технологий, да и развитию сельского хозяйства вообще. В экономике доминировали рыболовство и охота, а такой хозяйственный уклад требовал освоения больших территорий. Исследуя этнические процессы в древности, Генинг, ссылаясь на данные В. О. Долгих, обращает внимание на то, что в Восточной Сибири в 18-м ст. на огромных пространствах кочевали 36 тысяч охотников тунгусов, в то же время как коневоды и скотоводы якуты численностью в 28 тысяч в зоне реликтовой лесостепи занимали территорию в 20-30 разов меньшую. (Генинг В. Ф., 1970, 103). Число жителей на определенной территории ограниченно объемом средств существования, которое она могла обеспечить. Охота и рыбная ловля могли обеспечить питание даже небольшого племени лишь при использовании большого пространства. Поэтому при относительном перенаселении в благоприятных условиях выходом был переход части избыточного населения на новое местожительство (Брюсов А.Я. 1952, 10). Исследовав жизнь северно-американских индейцев, Л. Морган описывает процесс их расселение так:

Метод был простым. Сначала происходил постепенный отток людей из определенного перенаселенного географического центра, который обеспечивал излишек средств существования. Продолжаясь несколько лет, этот процесс приводил к возникновению значительной численности населения на месте, удаленном от первоначального поселения племени. С течением времени у эмигрантов возникали особенные интересы, различия в выражении эмоций и, позднее, в языке. Следовало разделение, независимость, несмотря на близость территорий. Таким образом возникало новое племя. (Morgan Lewis H. 2000, 104)

Такой процесс переселения называется сегментацией. И, как полагал Брюсов, нередко она охватывала большое пространство, а переселенцы часто отдалялись на значительное расстояние от своего первичного места поселений. Передвижения осуществлялись преимущественно по водным путям, которые и определяли направления миграций населения (Брюсов А. Я. 1952, 10).

Расселение финно-угров началось уже тогда, когда их отдельные языки приобрели свои отличительные признаки при проживании в течение продолжительного времени каждого в собственном этноформирующем ареале. Очевидно, оно началось под давлением племен тюрок, мигрировавших со своей прародины в разных направлениях с началом III тыс. до н.э. (см. карту справа). Хронологично миграции тюрок и финно-угров достаточно хорошо связаны:

Племена типичной гребенчато-ямочной керамики, которые появляются на территории Восточной Прибалтики во второй половине III тыс. до н.э., в современной археологической литературе рассматривается как древнейшие предки прибалтийских финнов (Денисова Р. Я. 1974, 29).

Достаточно уверенно можно предполагать, что предки современных чувашей булгары, творцы фатьяновского варианта культуры шнуровой керамики, вынудили к переселению финские племена из крайних западных и северо-западных ареалов. Продвинувшись вдоль Десны в бассейн Верхней Волги, они заняли земли вепсов и эстов. Установлению путей миграции отдельных финно-угорских народов помогает изучение оставленной ими топонимии древнейших времен

Как показывает топонимия, вепсы, самый западный финский этнос не сразу двинулись к местам их теперешнего обитания, а расселились на соседних землях южнее своей прародины. Двигаться на запад вепсам мешали балты, которые расширяли свои территории на восток, а эсты, которые сразу стали двигаться в Прибалтику, мешали им продвигаться на север. Со временем вепсы двинулись вслед за феннами и теперь заселяют территории восточнее эстонцев и южнее финнов.

Дальнейшее продвижение булгар вдоль Волги и Клязьмы вынудило к миграции также и лапландцев (саами), которые на первичной финно-угорской территории занимали самый северный ареал. Они так и двигались впереди всех в северном направлении и в конце концов заняли самую северную область Европы в Скандинавии и на Кольском полуострове. Это должно было произойти приблизительно около 700 г. до Р.Х., что следует из рассуждений Ганса Фромма (Fromm Hans, 1990, 16). Преодоление этого пути должно было потребовать как минимум несколько столетий.

Слева: Прибалтийско-финская и саамская топонимия Севера по карте А. К. Матвеева (Матвеев А.К. 1969, 46.)
1 – прибалтийско-финские; 2 – саамские названия.

В соответствии с расположением своей исторической прародины следом за лопарями должны были двигаться фенны и при этом должны были оставаться восточнее эстов, именно поэтому их путь пролег в сторону Белого моря. Картографирование показало, что прибалтийские финны и лопари занимали северо-западную половину русского Севера (см. карту слева). В составе прибалтийских финнов были финны-суоми и северные карелы(там же, 45.). В дальнейшем фенны вслед за лопарями продвинулись вдоль западных берегов Белого моря к местам своего теперешнего обитания.

Остяков и вогулов, проживавших на крайнем востоке финно-угорской территории, вынудили к переселению тюркские племена предков современных волжских татар, поднимавшихся вверх по Волге. Эта часть финно-угров так и начала первой мигрировать на восток. Причем вогулы, которые имели свой ареал севернее от ареала остяков, двигались на свои современные места обитания северным путем. По словам Фасмера следы вогулов имеются на Верхний Печере и Ижме с 1396 г. (А. Фасмер М., 1964, Т. 1., 330). Кроме того, в Удмуртии имеются села Игра, Старая Ігра и Верхняя Игра. Слово ігра соответствует летописному названию манси югра, которому есть параллели в удмуртском и коми языках. Еще одним свидетельством пребывания манси на севере европейской части России может быть манс. vaps «зять». Если манси и вепсы были в какое-то время соседями, то , то вепсы могли быть зятьями манси. Следовательно, можно допускать, что вогулы (манси) пришли в верховья Оби относительно недавно, перейдя Уральские горы в наиболее доступном месте. За вогулами двигались племена коми, а за ними вотяки. Без сомнения, с миграцией восточной группы финно-угров следует связывать распространение абашевской культуры за Волгу из бассейнов Суры и Свияги. Поскольку эта культура существовала в середине 2-го тыс. до Р.Х., то к этому времени и следует относить начало экспансии финно-угорских народов на северо-восток и восток.

Гипотетическая картина миграции финно-угорских племен

К набросанной в общих чертах картине можно добавить другие логические соображения общего плана. Движение мордовских племен можно реставрировать, исходя из факта разделения первоначально единого языка на два диалекта, рассматриваемых в настоящее время отдельными языками. Очевидно, предки мордвы-мокша определенное время оставались на месте и лишь позднее двинулись за запад и юго-запад в бассейні рек Сейм и Северский Донец, что предположительно можно отнести не позднее начала первого тысячелетию до н.э. Напротив, предки мордвы-эрзя двинулись на восток и северо-восток вслед за черемисами и вотяками. Остановившись на рубеже Волги, они заняли территорию теперешних Нижегородской области и Чувашии, о чем свидетельствует местная топонимика. Особенно четко следы эрзя выражены в Нижегородской области, не говоря уже о самой Мордовии. Пласт мордовской топонимии здесь настолько плотный, что освещение этого вопроса является особой темой. Приведем лишь отдельные примеры. Название Арзамаса, очевидно, происходит от этнонима эрзя, но что означает вторая часть слова – неясно. Теперешний город Кстово несомненно развился на старом поселении среди земляничных полян, получив название от эрзя кстый, мокша ксты «земляника» (суффикс –во, без сомнения, славянского происхождения). В названии реки Шемлей, лп Озерки, пп Кудьмы, пп Волги присутствует эрзя лей "река". Этот элемент содержится в многочисленных топонимах, как гидронимах, так и ойконимах правобережья Нижегородской области (Кавлей, Кудлей, Мотызлей, Селей, Тарталей, Шемлей, Чувахлей и т.д.). Название деревни Кужадон Дальнеконстантиновского района можно объяснять с помощью эрзя кужо, мокша кужа «поляна». Названия с корнем веле, виле происходят от эрзя веле «деревня». Река Модан, пп Серёжи, пп Тёши, пп Оки – от эрзя, мокша – мода «земля».

Показанную выше картину миграций финно-угров к современным местам обитания хорошо иллюстрирует расположение финно-угорских топонимов, расшифровываемая с помощью только одного из всех финно-угорских языков (м. карту Google Map ниже).

Финно-угорская топонимиия на этноформирующих ареалах и путях миграций финно-угров.

На карте топонимы, оставленные отдельными финно-угорскими народами времен формирования их первичных языков, обозначены точками разного цвета в соответствии с теми языками, на которых они имеют толкования. Для отдельных языков приняты следующие цвета: финский – темно-синий, саамский – желтый, эстонский – бордовый, вепсский – красный, венгерский – зеленый, коми – хаки, мокша – бледно-фиолетовый, марийский – голубой, ханты – коричневый. Границы общей финно-угорской территории обозначены синим цветом, а границы отдельных ареалов – линиями рек. Цвет линий или черный, или соответствует цвету того языка, на котором может быть объяснено название реки.

Размещение топонимии подтверждает картину расселения первобытных людей, нарисованную Морганом. Финно-угорская, как и булгарская, англосаксонская топонимия характеризуются не только скоплениями на определенном месте, но и хорошо выраженными цепочками, которые маркируют пути расселения людей. В цепочках населенные пункты отстоят друг от друга, действительно, на небольшом расстоянии, которое обеспечивает тесные контакты между ушедшим и оставшимся населением, что способствует сохранению единого языка. Проложенные первопроходцами пути в некоторых случях, благодаря постоянному усовершенствованию с течением технического прогресса, сохранились до наших времен. Хорошим примером является автодорога M9, идущая от Москвы в сторону Прибалтики, вдоль которой протянулась четкая цепочка топонимов эстонского происхождения. Дорога идет по пересеченной местности, и это говорит о том, что не только физико-географические, но и социо-географические факторы определяли пути миграций уже в древние времена.

Картина Моргана требует и другого дополнения. Не только относительное перенаселение отдельных территорий, но и вторжение иноязычных племен приводит в движение аборигенное население, если оно в культурном отношении уступает пришельцам. В нашем случае примером может быть вытеснение вепсов прибывающими в их ареал булгарами, стоявших на более высоком уровне развития. Первоначально путь переселения булгар определялся именно природными условями. На карте видно, что они двигались вдоль берегов Десны и Оки, но прийдя таким образом на территорию вепсов и найдя ее удобной для поселения, булгары остались тут на продолжительное проживание и не стали проникать в ареал фенов несмотря на имеющуюся такую возможность. Об этом говорит почти полное отсутствие там булгарской топонимии и довольно многочисленные финские названия.

Психологическим барьером в процессе миграции финно-угров было преодоление рубежа Волги, которая воспринималась определенной границей знакомого заселенного мира. Но под давлением соседей древние угро-финские племена, в первую очередь вогулы, остяки, лопари в поисках новых охотничьих и рыболовных угодий переходила эту водную преграду и, найдя то, что искали, продолжали свое постепенное движение по малозаселенных просторах Северно-восточной Европы. Двигались этнические группы финно-угров, точно так же, как и другие народы при переселениях, в порядке, определенном местами их первичных обитания, не перегоняя одна другую и особенно не отставая. Задерживаясь более продолжительное время в местах с благоприятными условиями, некоторые племена отделялись от своих языковых родственников, и в их языках накоплялись определенные изменения, которые вели к формирование новых диалектов. Так могли образоваться языки таких современных народов как карелы, ижорцы, ливы, водь на территории между Северной Двиной Балтийским морем. Небольшие же группы, которые отставали от основной массы племени, ассимилировались более многочисленными новыми пришельцами. Судя по всему, мигрция финно-угров происходила настолько медленно, что люди даже не осознавая своего передвижения в определенных направлениях, оставаясь на долгое время на новых местах поселений.

Финно-угорская топонимия дает нам богатый материал для размышлений. Внимательно рассматривая наиболее употребительные для названий апеллятивы, можно получить определенные представления о культуре, экономике и даже психологии мигрантов. Самым распространенным среди финно-угорских топонимов является Кашино. В европейской части России зафиксировано 31 поселение, носящее такое название. Невероятно, чтобы в основе наиболее распространенного топонима лежал такой весьма прозаический апеллятив как "каша", что возможно разве что в отдельных случаях. Вероятнее всего в его названия лежит др.-фин. *kaski, что подтверждается также многочисленными топонимами Каськово (Коськóво), сохранившими первоначальное сочетание согласных sk, рефлектированное в большинстве случаев в ш, что является обычным явлением. Финское kaski и вепское kas'k имеют значение "подсека", т.е. участок леса, вырубленный и расчищеный для пашни. Переселение финно-угров началось еще тогда, когда они не знали подсечно-огневого земледелия, поэтому первоначальное значение этого апеллятива было другим. Эст. kas'k имеет значение "береза", как будто семантически довольно далекое. Однако финское kaski в некоторых случаях употребляется для названия молодой березы. Березняк мог развиваться на вырубках, необязательно предназначенных для земледелия. Если принять во внимание морд. kuzha и kuzho "поляна", то можно предположить, что первоначальное значение этих слов было именно таким, а в дальнейшем оно развилось на вырубленное место в лесу, а далее на молодые березы на месте вырубки и в конце концов на березы вообще. Тогда русское "каша", не имеющее надежной этимологии, должно происходить от прибалтийско-финского kaska. Недаром существует распространенное выражение "березовая каша".

Распространение памятников
бондарихинской культуры

Фрагмент карты Сайта об археологии

Скупые, но убедительные данные топонимии свидетельствуют, что племена мордвы должны были занимать территорию левого берега Сулы и бассейнов Псла и Ворсклы, т.е. северо-западную часть области бондарихинской культуры. Такая локализация поселений мордвы дает основание более уверенно связывать известное Бельское городище с городом Гелоном, который описывал Геродот. Эту гипотезу уже долго отстаивал Б.А. Шрамко (Шрамко Б.П.. 1987), но В.А. Ильинская доказывала ее несостоятельность (Ильинская В.А., 1977, 91-92).

Слева: План Бельского городища по данным Б. Шрамко (Шрамко Б.П. 1987, 24, рис. 2.)

Цифрами на плане обозначены:
1. Западное укрепление.
2. Восточное укрепление.
3. Куземинское укрепление.
Восточные валы идут вдоль обрывистых берегов Ворскли, а западные – вдоль пересохшей в настоящее время реки Сухая Грунь.

Геродот указывал, что деревянный город Гелон находился в стране будинов, а Бельское городище находится у старого русла Ворсклы напротив города Котельва Полтавской области.

Будины считаются предками мордвы, поэтому мордовский эпос о строительстве большого города (Маскаев А. И., 1965, 298) подтверждает сделанную гипотезу. Бондарихинская культура, существовавшая в промежутке 1200 – 800 гг. до РХ, связана с предшествующей ей марьяновской, памятнии которой встречаются на Десне, Сейме, Суле, Ворскле, Сев. Донце и Осколе (Березанская С.С. 1982, 41). В междуречье Сулы и Десны бондарихинская культура выходит за пределы марьяновской. Именно здесь была распространена позднее лебедовская культура, носителями которой мы определили англосаксов. Перейдя на левый берег Днепра, англосаксы вытеснили мордву за Сулу, а, возможно, также и ассимилировали ее остатки, что нашло отражение в необъясняемых иначе лексических соответствий между английским и мордовскими языками. Позднее, очевидно, мордва должна была возвратиться к своим исконным землям, на территорию теперешней Мордовии.

Пребывание англосаксов по соседству с финно-уграми должно было иметь следствием лексические соответствия между древнеанглийским и финно-угорскими языками. Например, мар. пундо «деньги» можно соотносить с др.-анг. pund "фунт, мера веса и денежная единица". Это слово могло попасть к марийцам через мордву, в языках которой имеются пандомс "платить", пандома "плата", позаимствованные у англосаксов. Подобные слова имеются и в других германских языках. Считается, что это ранние заимствования из латинского, где имеется pondō "фунт" и pondus "вес" (Kluge Friedrich, 1989, 542). Однако есть и другие факты требующие объяснения. Например, мар.арча "ларец" соответствует лат. arca "ящик, сундук", но оно может быть заимствованным из других языков (чув. арча "сундук", др.-англ. earc(e) "ковчег, ящик"). Мар. под, фин. pata и подобные в других финно-угорских языках в значении «котел» также имеют соответствие в лат. pottus "горшок". Латинскому fundus "дно, основа" хорошо соответствуют мар. пундаш "дно", "подошва". Из марийского это слово попало в коми и удмурский языки – коми пыдöс, удм. пыдэс "дно". Предположение о заимствовании этих слов из иранских диалектов (Ухов С.В. 2014, 13-14) ошибочно. Сепаратными марийско-латинскими соответствиями могут быть такие: мар. вурго «стебель» – лат. virga «прут», мар. рат «толк» – лат. ratio «разум, мышление», мар. туто «полный» – лат. totus «целый, весь».

Прародина марийцев была определена в ареале, ограниченном реками Дон, Воронеж и Хопер. В какое-то время они начали миграцию в к местам своих современных поселений. На этом пути были найдены топонимы, которые не имеют толкование ни на финно-угорских, ни на русском или на тюркских языка, но расшифровываются при помощи латинского. Среди них: Аламасово, Ардатов, Вирга, Волонтер, Кандиевка, Кондоль, Рузаевка, Сатис. Это странное явление позволило предположить, что какая-то часть древних италиков со своей прародины перешла Днепр и двинулась на северо-восток по направлению к Волге. Можно предполагать, что они мигрировали вместе с черемисами или шли за ними (подробнее о присутствии древних италиков на территории России см. раздел Древние греки и италики на территории Украины и России). Часть топонимов предполагаемого итальского происхождения образует скопление вокруг Пензы. На территории Республики Мари Эл их не обнаружено. Очевидно, италики, пройдя часть пути вместе с марийцами, прекратили дальнейшее движение, найдя удобными для поселения места в районе Пензы. Так или иначе, древние италики оставили достаточно свидетельств о своем пребывании по соседству с марийцами. К рассмотреным выше словам можно добавить слова финно-угорских языков созвучные латинскому rūmigāre "жевать жвачку" (о животных), которое происходит от rūmen "горло, пищевод". Латинские слова имеют соответстви в др.-инд. romanthah «пережовывание». (Walde A. 1965). В финно-угорских языках в том же значении употребляются вепс. märehttä, ест. mäletseda, карел. märehtie, фин. märehtiä, коми рöмидзтыны, удм. жомыстыны. Специалисты считают, что все они имеют общее происхождение, но разнообразие их форм не находит исторического обоснования и поэтому нет уверенности в реконструкции исходного финно-угорского корня: *märз или *rämз (Häkkinen Kaisa. 2007, 759). Кайса Хяккинен, составитель этимологического словаря современного финского языка почему-то не приобщил к финно-угорским словам эрзя и мокша рямигамс "жевать жвачку". Финно-угорские слова не могли быть заимствованными из древнеиндийского по причине большого фонетического различия. При таких обстоятельствах слова со значением "жевать жвачку" могли попасть в финно-угорские языки только от италиков.

Справа: Места поселений греков и италиков на Украине и в России

На карте прародина греков и их более поздние поселения обозначены синим цветом, англосаксов – красным. Прародина марийцев обозначена желтым цветом, а территория республики Марий Эл – оранжевым.

Есть в английском языке слово fang “клык”, которое могло бы свидетельствовать в пользу контактов англосаксов с мордвой, поскольку похожие слова со значением „зуб” имеются также в финно-угорских языках (манси puŋk, ханты pöŋk, венг. fog, саами pānnj, удмурт., коми pin’). В языках мокша и єрзя это слово имеет форму пейпингə «клык», которое могло быть заимствованным у мордвы (в других иранских языках такого слова нет). Однако считается, что значение „клык” английского слова развилось от др.анг. fang "ловля, добыча", которое семантически отстоит довольно далекою. Интересно, что в древнеанглийском языке было другое слово со значением “клык” неясного происхождения. Оно может свидетельствовать о присутствии англосаксов в Восточной Европе, ибо имеется целая группа слов разного значения, но происходящих от тюркского čočqa „свинья” – ос. tusk’a „вепрь”, венг. tuskó „пень”, мокша шочка, эрзя чочка „бревно”, которым соответствует др.-анг. tūsc „клык” (венг. tüske „колючка”, вепс. t’ähk, фин. tähkä “колос”).

Хорошим аргументом в пользу англо-мордовских контактов представляется соответствие устаревшего анг. leman “любовник” мордовскому (мокша и эрзя) ломань “человек”. На первый взгляд связь отдаленная, но это не так. В осетинском языке существует слово lymän “друг”, семантически близкое английскому слову, и это сразу меняет отношение к указанному соответствию. В осетинском тоже есть слово означающее "друг, любовник", пободное на английскиое слово – lymän. Это слово не имеет соответствий в других иранских, но В.И. Абаев утверждал, что оно происходит из иранского *fri "любить" (Ав. fri-, frinati “радовать, любить), пам. fri “хороший, дорогой”, сак. brria- “дорогой” и др.). Он образовал из иранской протоформы несущесвующее причастие *frīymana, которое якобы превратилось в осет. lymän. Он также предполагал заимствование осетинского слова в мордовский уже в значении "челове" (Абаев В.И. 1973, 54-55). Все это выглядит слишком надуманным. На самом деле истоки слова следует искать в др.-анг. el „чужой” и mann „человек”. Мордовскому ломань есть соответствия в нескольких финно-угорских языках, имеющие значения «человек» или «чужой человек» (вепс. łaman, саами olmenč, мар. ulmo, мокша ломанень, манси elm). Очевидно мордовское слово является заимствованным из древнеанглийского *elmann, а потом распространилось среди других финно-угров и также попало к осетинам. При этом можно отметить, что семантическая связь слов «друг» и «чужой (человек)» вполне объяснима, поскольку в древности всегда существовали дружеские отношения между членами разных этнических групп (кунаки). Впоследствии уже англосаксы позаимствовали у предков осетин слово lymän уже только в значении "любовник". Вот еще несколько возможных англо-мордовских соответствий:

др.-анг ampre “щавель” – мок., эрз. умбрав “щавель”;

др.-анг. glæs "стекло" – мок. клянць "стекло";

др.-анг. lætt "планка, доска" – мок. лата, эрз. лато"навес" ;

др.-анг. maser “клен”- мок. маразь “неклен, клен татарский” либо “ясень” ;

др.-анг. pǽl, pal “столб, шест”- мок. пяль “кол”;

др.-анг. sot "сажа" – мок., эрз. сод "сажа ",

др.-анг. tōl „инструмент“ – мок. тула, эрз. туло „клин“.

Приведенные выше примеры финно-германских языковых связей являются лишь небольшой частью всего их корпуса. Специалисты находят соответствия также в биологической номенклатуре, в частности, в названиях деревьев и рыб, и вынуждены давать этому явлению гипотетические объяснения:

… некоторые группы носителей протофинского и дезинтегрированного протогерманского, точнее протовосточногерманского и протосеверогерманского языков, могли жить в последние столетия до РХ. полукочевым образом в тесном соседстве на целостной территории между реками Днепром и Волгой на юго-востоке до Вислы и Балтийского моря на северо-западе (Rot Sandor, 1990, т. 2, 25).

Археологические памятники мадьяр были обнаружены в Нижнем Прикамье и Башкирском Приуралье. Существует мнение, «что древневенгерские племена появились в Западном Приуралье не ранее рубежа VI -VII вв. и находились здесь до 30-х гг. IX в.» (Халиков А.Х., 1985, 28). Однако, из этого вовсе не следует, что прародина венгров была где-то на Урале, как считают многие, в том числе и венгерские ученые (Вереш П., 1985). Мнение об уральской прародине венгров было, очевидно, сформировано на основании очевидного и далеко идущего влияния тюркских языков на венгерский при общепризнанном предположении, что прародина тюрков находилась где-то там на Алтае. Отсюда идут предположения о Волго-Уральском регионе культурно-языкового взаимодействия уральских и алтайских этносов (Гарипов Т.М., Кузеев Р.Г., 1985). Но, как мы видели, прародина мадьяр была в Восточной Европе, и их первые контакты с носителями тюркских языков происходили точно так же здесь, а не в Приуралье. Допускать возможность того, что мадьяры могли перейти за Волгу уже в историческое время, дает нам факт существования определенных языковых контактов между ними и древними иранцами, уходящих в более далекое прошлое. Специалистам уже давно известные особые венгерско-осетинские языковые связи, однако большее значение для определения мест поселений мадьяр имеют связи венгерского языка с курдским, талышским и гилянским. Наиболее убедительные примеры возможных венгерско-иранских лексических соответствий приведены в таблице 14.

Таблица 14. Венгерско-иранские лексические соответствия

Есть еще целый ряд лексических соответствий между венгерским и другими иранскими языками, но для их большей части есть осетинские параллели, поэтому они могут свидетельствовать о контактах мадьяр с предками осетин в более поздние времена. А приведенные в таблице примеры лексических соответствий между венгерским и курдским, талышским, гилянским языками не могут восходить к историческому периоду, поскольку мадьяры в то время не могли проживать в соседстве с другими иранскими народами кроме осетин, поэтому они могут быть свидетельством языковых контактов мадьяр с иранскими племенами, когда те еще находились в Восточной Европе.

Этим фактам не противоречат обнаружение археологических памятников древних мадьяр в Нижнем Прикамье и Башкирском Приуралье, поскольку они появились там не ранее рубежа VI -VII вв. (Халиков А.Х., 1985, 28). Эти памятники объедены в две родственные культуры – кушнаренковскую и караякуповскую. В области их распространения обружено скопление топонимов, которые расшифровываются только при помощи венгерского языка – Алмаши, Альметьевск, Буздяк, Домбровка, Кандры, Утяшкино и др. Российские археологи, справедливо считают, что создателями указанных культур были мадьяры, но видят глубокие истоки этих культур в культурах лесостепного Прииртышья и Южного Зауралья эпохи раннего железного века (Халикова Е.А., Халиков А.Х. 2018, 74). Это соврешенно не увязывается с предысторией мадьяр, поэтому можно предполагать, что какая-то часть мадьяр могла вдоль правого берега Волги дойти до место впадения в нее Камы переравиться на левый берег и обосноваться в бассейнах Камы и Белой. Этот путь маркируют следующие топонимы:

Карновар, село в Неверкинском районе Пензенской области – венг. káron vár "разрушенная крепость".

Каносаево, село в Николаевском районе Ульяновской области – венг. kanász "свинопас".

Ульяновск (первоначальное название Синбирск) – венг. szín "цвет", pír "румянец".

Ундоры, село в Ульяновском районе Ульяновской области – венг. undor "отвращение".

Сюкеево, село в Камско-Устьинском районе Татарстана – венг. sük "узкий".

Апастово, центр Апастовского района Республики Татарстан – венг. apaszt "убавлять".

Точное время этого движения установить сложно, потому что какая-то часть мадьяр оставалась на месте в скифо-сарматское и с ними можно связывать савроматов Геродота (см. раздел Савроматы). Однако это имело место задолго до того, как мадьяры отправились в путь на приобретение новой родины за Карпатами.

Мы допускаем, что предки современных манси и хантов перешли за Волгу под давлением вотяков и коми, которые сначала заняли их прежние ареалы, а затем тоже перешли Волгу. Принимая это во внимание, мадьяры при естественном перенаселении своего ареала также должны были расширять свою территорию. Очевидно, они переходили на правый берег Дона, вытесняя оттуда иранцев, хотя, как обычно бывает в таких случаях, определенная их часть оставлялась и на старой прародине.

Весь список финно-угорской топонимии древнейших времен