Определение ареалов формирования протоалбанского и "мертвых" индоевропейских языков.

Свидетельства о языковых контактах между индоевропейцами, тюрками и финно-уграми (см. Раздел Языковые и культурные контакты населения Восточной Европы) подтверждают обоснованность расположения областей их расселения в Восточной Европе. Теперь попытаемся локализировать ареалы поселений тех индоевропейских этнических общностей, для которых не хватило лексического материала для включения их в общую схему родства. Начнем с тохарского языка. Многие исследователи считали, что древний ареал поселений тохар должен был находиться где-то недалеко от поселений греков, балтов, германцев. В таком духе писал, например, Краузе :

Во всяком случае ясно, что предки центральноазиатских тохар имели языковые связи как с индоевропейскими племенами южной группы,.. так и балтийскими племенами (Краузе В., 1959, 157).

Приблизительно так же считали Горнунг (Горнунг Б. В., 1963, 25, 80), Гамкрелидзе и Иванов (Гамкрелидзе Т.В., Иванов В.В., 1984, 424), но более точно, хотя и не совсем, определил ареал тохарцев Порциг:

К этой же группе языков (германо-балто-славянской – В.С.), несомненно, примыкает и тохарский. Характерно, что общие явления объединяют тохарский язык с балтийским и славянским и одновременно часть этих явлений связывает все три языка с западом, а другая часть – с востоком. Кроме того, особые связи имеются у тохарского языка с германскими и одновременно с греческим – связи, которым балтийский и славянский языки не имеют отношения… Тем самым определяются относительные и абсолютные координаты места возникновения тохарского языка: оно находится вблизи от германо-балто-славянского пространства, в области рек, впадающих в Балтийское море (Порциг В., 1964, 315-316).

Вывод о ареале тохар "в области рек, впадающих в Балтийское море" делается на основе известного среди лингвистов "аргумента лосося”. Лосось – рыба, которая ходит на нерест в реки Балтийского бассейна. В тохарских языках есть слово, родственное германским, балтийским и славянским названиям лосося, в то время как в других индоевропейских языках такого слова нет. На географической карте среди ареалов, расположенных возле рек Балтийского бассейна, есть один "пустой" ареал между Днепром и Березиной, который отвечает всем требованиям (см. карту ниже). В пользу размещения прародины тохар именно здесь говорят и подсчеты количества общих слов с другими индоевропейскими языками. В тохарских языках (А и В) больше всего общих слов с греческим языком – 146, далее идут германский – 145 слов, балтийский – 121 слово и индоарийский– 118 слов, у остальных индоевропейских языков такие значения существенно меньше, например в славянском имеется всего 87 слов, родственных тохарским, но, как мы можем видеть, славяне и не были соседями тохар. Языки же соседей – балтийцев, индоариев и греков действительно имеют больше всех общих слов с тохарским. Правда, в германском языке тоже много общих слов с тохарским, их бы должно было быть несколько меньше. Объяснение этому факту может быть в том, что большинство этимологических словарей составляли немецкие ученые, и понятно, давали больше примеров из германских языков.

При больших числах такие погрешности незаметны, но в данном случае в стремлении найти побольше соответствий тохарским словам погрешность имеет заметное значение. Однако есть и другие свидетельства в пользу именно такого размещения ареала тохарского языка.

Слева: Карта поселений индоевропейцев, определенных с помощью графоаналитического метода

Перейдем теперь к албанскому языку. Среди специалистов нет единодушия в мнениях относительно его происхождения. Причиной тому является значительное иноязычное влияние, особенно сказавшееся на лексике (Жугра А.В., Сытов А.П., 1990, 64). Одни ученые считают, что албанский язык является непосредственным продолжением фракийского, другие же – иллирийского языка, а иногда характеризутся как продолжение одного из "палеобалканских" (Lindstedt Jouko, 2014, 168-183). Агния Десницкая поддерживала иллирийскую гипотезу (Десницкая А. В., 1966, 4), хотя не считала, что эта проблема будет когда-нибудь решена лингвистами окончательно (Desnickaja A.V. 1984., 727). Фонетические соответствия между отдельными иллирийскими лексемами и словами современного албанского языка «имеют (из-за скудности материала) либо слишком общий характер.., либо вообще врядли могут быть однозначно определены» (Жугра А.В., Сытов А.П., 1990, 68).

Порциг считал албанский язык самостоятельным наравне с остальными индоевропейскими языками, включая иллирийский и фракийский. (Порциг В., 1964, 223). Причиной расхождения мнений является чрезвычайно бедный и случайный сохранившийся лексический материал из иллирийского и фракийского языков, а также большое количество заимствований в албанском языке из греческого, латинского, славянских и других языков. Траутман представляет такие данные Г. Мейера относительно состава лексики албанского языка: на 5110 албанских слов имеется 1420 слов романского происхождения, славянского – 540, турецкого– 1180, 840 – из новогреческого языка, 400 – наследие индоевропейского и 730 – неизвестного происхождения (Trautman Reinhold, 1948). Такая пестрая лексика препятствует установлению родственных связей албанского языка. Для их установления снова обратимся к лексико-статистическим данным, по которым была построена модель родства индоевропейских языков. Наибольшее количество общих слов в албанский язык имеет с греческим (без учета общеиндоевропейского лексического фонда) – 167, далее идут германский – 152 общих слова с албанским, балтийский – 146, италийский – 131, иранский – 128, индоарийский – 111, армянский – 76 и т.д. Подобные подсчеты провел польский языковед Витольд Маньчака. Он составил таблицу-словарь для сравнения части текстов Нового Завета (Евангелие от Луки II-IV и Иоанна V-VI) на албанском, польском, итальянском, греческом, немецком и литовском языках и подсчитал слова подобные албанским в каждом из остальных языков. Результаты оказались следующими: польский – 184, итальянский – 167, греческий – 127, немецкий – 97 и литовский – 96 соответствий (Mańczak Witold, 1987, 111-115). Как видим имеются значительные противоречия в полученных данных. В первую очередь бросается в глаза большое количество подобий между албанским и польском языками, который у Маньчака представил славянские. В то же время Иван Дуриданов, проводивший фракийско-дакийские исследования, указывал, что славянско-фракийськие и славянско-дакийские языковые связи не проявляются (A. Duridanov Ivan, 1969, 100). Как мы увидим далее, албанский язык генетически восходит из фракийского, поэтому противоречие в данных Дуриданова и Маньчака должо иметь объяснение. Маньчак принимал к исследованию современной албанский язык, в которой много заимствований из славянских, в то время как в древнем лексическом фонде, который мы использовали по данным этимологических словарей, совпадений между албанским и славянскими языками очень мало. По сравнению с этим, фракийский и дакийский материал, которые использовал Дуриданов, относится ко значительно более раннему времени. Остальные противоречия объясняется сложным путем развития албанского.

Эрик Хэмп (1920-2019), всю жизнь посвятивший изучению отношения албанского языка с другими индоевропейскими, знакомя читетелей с историографией вопроса пришел к неутешительномувыводу, что албанский язык в целом остатся закрытой книгой для ученого мира (Hamp Eric P. 1972, 1628). Как по фонологическим явлениям, так и по лексико-статистическим данным невозможно локализовать место формирования праалбанского языка, поскольку нет на всей индоевропейской территории такого ареала, положение которого можно было бы определить с учетом всех связей албанского языка с другими. Например, если бы этот ареал находился возле ареалов греческого и италийского языков, то тогда бы в албанском языке должно было бы быть значительно больше общих слов с армянским, но это не так. Тем не менее, приведенные данные использовать можно. И мы будем обращаться к ним еще неоднократно. В первую очередь обратим внимание тот факт, что албанский язык имеет значительно больше общих слов с иранским языком, чем с индоарийским. Это означает, что ареал формирования албанского языка лежал ближе к ареалу иранского, чем к ареалу индоарийского языка. В таком случае он не мог быть расположен на запад и юго-запад от ареала индоарийского, а только на восток или юг от ареала иранского языка. На восток от этого ареала территория уже занята западной ветвью финских народов – весью и мордвой. А на юг от иранцев находится пока еще "пустой" ареал между Десной и Сеймом. Если бы это был ареал формирования протоалбанского языка, то в таком случае он бы должен был иметь какие-то общие слова с языками эрзя и мокша, носители праязыка которых были бы ближайшими соседями древних албанцев. Даже поверхностный сравнительный анализ лексического материала албанского и языков мокша и эрзя, действительно, сразу дал результаты. Вот некоторые примеры албанско-мордовских лексических соответствий, которым часто имеются близкие аналоги в других соседних языках:

алб. bizele "горох" – мок., эрз. пизёл, комі пелысь, удм. палезь, мар. пызле "рябина"; греческое φασηλοσ „фасоль”, очевидно заимствовано из албанского;

алб. bretkosё "жаба" – мок. ватракш "лягушка" (есть еще гр. βατραχοσ "лягушка", очевидно, сюда же рум. broasca "лягушка", которое может бать искаженным фракийским субстратом);

алб. dobеt "тихий" – мок. топафкс "сытость", эрз. топафты "сытый" (мар. тып "тихо");

алб. enё "сосуд" – мок. эня "ковш";

алб. kapеrdij "глотать" – мок. копордамс "глотать", эрз. копоркс "глотать";

алб. kof(ё "бедро" – эрз. качо "бедро", мок. каче "лодыжка";

алб. keqe "зло" – мок., эрз. кяж "зло";

алб. rroj "жить" – мок., эрз. эрямс "жить".

алб. tani "сегодня" – мок. тяни "теперь" (мар. тений, эст. täna, фин. tänään "сегодня");

алб. turi "морда" – мок., трва, эрз. турва "губа" (мар. тяpвö "губа");

алб. zhavor "гравий" – мок.шувар "песок" (это слово в несколько отличных формах позднее распространилось также в балтийских и далее в славянских языках).

Бывает также так, что из слов общего индоевропейско-финно-угорского фонда албанское и мокша или эрзя слова наиболее схожи фонетически:

алб. fishkеlime "свистеть" – мок., эрз. "вяшкомс то же",

алб. trondis "трясти", мок. трантомс, эрз. тарномс "дрожать".

Имеются также параллели к албанским словам в других финно-угорских языках: алб. vёlla „брат” – вепс. vel’l’ „брат”.

Приведенных примеров достаточно, чтобы признать реальными древние албанско – мордовские связи и, следовательно, допускать с большой вероятностью, что ареал формирования албанского языка находился именно между Десной и Сеймом. Но в таком случае как же объяснить тот факт, что албанский язык все-таки имеет более всего общих слов с греческим, германскими и балтийскими языками? Как мы увидим далее, это результат позднейших заимствований после первого этапа переселений индоевропейских племен.

Для локализации ареала формирования иллирийского языка лексических данных очень мало, но с учетом других языковых фактов Порциг находит основание утверждать, что по крайней мере от ранних исторических времен кельтская и иллирийская языковые области должны были соседствовать между собой (Порциг В., 1964, 159). Одновременно он утверждал, что "особенных связей между греческим и иллирийским языками удивительно мало, хотя оба эти языка, по крайней мере со времен миграции иллирийцев, постоянно соседствовали друг с другом” (Там же, 224). Допуская, что ареал иллирийского языка должен был быть расположен недалеко от ареала кельтского языка и далее от ареала греческого, можно поискать какие-нибудь дополнительные факты в пользу расположения ареала формирования иллирийского языка где-то на западе индоевропейской области. Такими фактами могут быть данные топонимики. Скажем, в ареале формирования пракельтского языка есть многочисленные следы кельтской топонимики, и они достаточно древние для того, чтобы происходить ранее времени обратного движения кельтов на восток (Менгес К. Г., 1979, 31). Иллирийскую топонимику изучали, в частности, Трубачев и Телегин. Обратив внимание вообще на наличие относительной близости древней кельтской и иллирийской ономастики, Трубачев пишет: "гидронимы с западнобалканскими (иллирийскими) связями в большинстве своем сосредоточены на узком пространстве верхнего Днестра и спорадически уходят отсюда далее – на север, в бассейн Горыни и северо-запад (имеется в виду северо-восток – В.С.) в бассейн Тетерева» (Трубачев О. Н., 1968, 279). К иллирийским Трубачев отностит такие гидронимы как Барбара, Горынь, Грана, Дупа, Иква, Ипатва, Луква. Телегин в основном подтверждает эти данные и уточняет, что иллирийские (кельто-иллирийские) гидронимы на Украине образуют три скопления – "киевское", "житомирское" и "верхнеднестровское", но если первые два охватывают всего десять наименований, то последнее – около 30. (Телегин Д. Я., 1990-1). Таким образом, есть основания считать, что в какое-то время иллирийцы заселяли бассейн верхнего Днестра и территорию на север от него. Более или менее точно географически очерченным ареалом в этом районе является территория между Случью, Западным Бугом и верхней Припятью, так называемая Волынь.

До сих пор надежного толкования слова Волынь нет. Возможно, поиски оказались безрезультатными, потому что оно имеет иллирийское происхождение, а такого предположения не возникало. Если же попытаться найти связи этого слова с северобалканским языковым ареалом, то можно найти далматские племенные названия Bulini, Buliones и географическое название Tribulium, которые имеют иллирийское происхожедение. Так считает В.П. Яйленко и указывает, что гр. φῡλή (phylë) "род, племя" имеет соответствие только в иллирийском и именно в указанных словах (Яйленко В.П. 1990, 9-10). Явное созвучие этих слов с названием Волынь дает основание связывать его с каким-то иллирийским племенем, которое когда-то проживало в этом ареале.

Меньшее количество гидронимов возможного иллирийского происхождения на Волыни по сравнению с районом бассейна Верхнего Днестра может говорить о том, что собственные имена реками люди начали давать только на определенном этапе своего развития или после того как в процессе своих миграций убедились, что рек на свете много, а до того времени ближайшая река могла быть просто «рекой» без дополнительной идентификации. В свое время прародину иллирийцев определял и Ян Чекановски так:

Первой прародиной иллирийцев следует считать Моравию, Западную Словакию, Силезию и прилегающие края. На этой территории находятся многочисленные географические названия, которые можно связывать с названиями, имеющимися на пространствах, занятых позднее иллирийцами и венетами. Это такие названия как Одра, Сава, Драва, Морава, Опава (Czekanowski Jan, 1957, 99).

Подобную мысль высказывал Ю. Покорны (Pokorny Julius. 1936, 193). Однако названия рек с окончанием -ava могут иметь курдское происхождение (-ava – изафетная форма от -av "вода, река"). Поэтому предположении о прародине иллирийцев в Словакии нужно отбросить.

Где-то по соседству с греческим и армянским ареалами должен был быть быть ареал первичного формирования фригийского языка, поскольку о его близости одновременно к греческому и армянскому есть достаточно свидетельств. Так, например, считают Гамкрелидзе и Иванов: "Фригийский язык… проявляет структурные черты, которые сближают его с диалектами греко-армянского ареала" (Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В., 1984, 910). По свидетельству Капанцяна греческие писатели (Геродот, Эвдокс и др.) уверенно говорят о родстве по происхождению и по языку фригийцев и армян как фригийских выселенцев. Фригизм армян поддерживается еще и тем, что армяне в войске Ксеркса стояли под одним с фригийским флагом, были одеты и вооруженные подбно им (Капанцян Гр., 1956, 164). О возможности генетической близости фригийского языка к древнегреческому или армянскому говорит Моисеева (Моисеева Т. А., 1986, 13). Одновременно ареал формирования фригийского языка должен был бы быть недалеко от фракийского, поскольку эти два языка согласно схемам Хирта и Лер-Сплавинского тоже близко родственны. Новейшие разработки позволяют говорить о месте фригийского языка среди индоевропейских более уверенно. Проанализировав наявные данные о фонетике и морфологии фригийского языка, Ф. Кортландт приходит к следующему выводу:

… греческий, фригийский и фрако-армянский языки отражают одну индоевропейскую диалектную область, которая была разделена на две основные изоглоссы, а именно – освоение гортанных взрывных, отделявшую фригийский язык от греческого, и сатемизация палатализованных веларных, отделявшую его от фрако-армянского. Фригийский является в некоторых отношениях недостающим звеном между греческим и армянским языками (Kortlandt Frederik. 2016, 6).

При этих условиях для места формирования фригийского языка наиболее подходит ареал между Десной и Ипутью, южнее ареала индоаийского языка см. карту справа). Если такое размещение отвечает действительности, тогда бы фригийский язык должен был бы иметь также близкие отношения и с индоарийским языком, правда, проверить это мешает скудность наличного лексического материала фригийского. Правда, Кортландт дает некоторые примеры соответствий между фригийским и индо-иранскими языками (там же)

Количество общих слов хеттского языка с другими индоевропейскими языками говорит о том, что его ареал формирования должен находиться между ареалами греческого, армянского и италийского языков. Всего соответствий для хеттского языка без учета общих индоевропейских корней было найдено в греческом – 106. Несколько меньше в армянском – 102, значительная часть из которых была внесена в таблицы по данным Капанцяна (Капанцян Гр., 1956), который дает очень много армяно – хеттских параллелей, отсутствующих в этимологическом словаре Покорны. По 86 соответствий было найдено в италийских и германских языках На основании таких данных ареал формирования хеттского языка был определен в треугольнике между Днепром , Тетерев и Рось, то есть в зоне распространения трипольской культуры. Но главным аргументом для такого решения были общие рассуждения. Границы территории поселения любого этноса не должны выглядеть ломаной линией, то есть эта территория не должна иметь выраженных выступов и вогнутостей, иначе бы жители этих мест были ассимилированы или вытеснены иноязычными соседями.

Однако есть основания предполагать, что предки хеттов никогда не присутствовали в Восточной Европе и были той частью индоевропейцев, которая осталась на местах первоначальных поселений, а позднее они расселились почти по всей Малой Азии. Такое мнение было подсказано мне Петером де Райком (Нидерланды) со ссылкой на Алвина Клукгорста, который утверждал:

Анатолийская ветвь, как можно показать, была первой, которая отделилась от прото-индоевропейского языка, так как могут быть идентифицированы некоторые случаи, в которых хеттский поку оригинальную ситуацию , когда остальные индоевропейских языков попала под общую инновацию . Это означает,.. что предки носителей неанатолийских индоевропейских языков имели общий период инновации, которому не были причастны предки носителей прото-анатолийской языков (Kloekhorst Alwin, 2008, 88).

Чтобы согласиться с этой мыслью, имеются веские основания и их приводит Алвин Клукгорст, но такое отличие хеттского языка от остальных индоевропейских отмечалась уже давно, в частности Гамкрелидзе и Ивановым (Гамкрелидзе Т.В., Иванов В.В., 1984, 95). Во-первых, бросается в глаза малое количество слов хеттского языка, которым есть соответствия в других индоевропейских. О индоевропейском происхождении хеттов больше всего говорят грамматические формы:

… в хеттском коренеслова в подавляющем большинстве неиндоевропейского происхождения, а индоевропейских не более десяти процентов, тогда как формы склонения и спряжения, как и словообразования, опредеkенно тяготеют к индоевропейским, хотя и тут имеются малоазийские (азианические) представители и морфологические средства (Капанцян Гр.1956, 79).

Очевидно слова индоевропейского происхождения в хеттском языке являются древнейшими и в том их ценность для историко-лингвистического анализа. Зато грамматические формы, которые отличаются от индоевропейских, могут быть как архаичными, так и приобретенными в то время, когда основная масса индоевропейцев мигрировала в Восточную Европу. Определение времени их возникновения может быть хорошим материалом для общей истории развития грамматической структуры языков.

Поэтому, при таких обстоятельствах, следует предполагать, что ареал между реками Днепр, Тетерев и Рось заселяло каное-то другое индоевропейское племя, например, фракийцы. Некоторые исследователи, в частности, Телегин утверждают, что наибольшее скопление фракийских (дако-фракийских) гидронимов можно найти в бассейнах Южного Буга, Роси, Тетерева, (Ибр, Янтра, Альта и др.) (Телегин Д.Я., 1990). Так же считает и Железняк (Желєзняк І.М., 1987). Однако к моменту вычленения фракийского языка из праиндоевропейского территорию вблизи указанных рек фракийцы занимать не могли, ибо, в таком случае, они должны были первыми из индоевропейцев начать движение на юг, но этого быть не могло. Обычно в своих миграциях народы придерживаются очередности, которая определяется местами их первоначальных поселений. Если фракийцы позднее занимали территорию севернее греков, то их прародина не могла быть южнее греческой. Очевидно ареал, о котором идет речь, заселяло какое-то индоевропейское племя, потомки которого затерялись в истории без следов.

После такого принятого размещения ареалов индоевропейских языков оказывается, что для фракийского языка свободного ареала не остается совсем. Поскольку он близок к фригийскому, а албанский является продолжением иллирийского или фракийского, тогда нам не остается ничего другого, как разместить ареал фракийцев там, где мы разместили предков албанцев, т.е. безальтернативно считать албанский язык продолжением фракийского. Этот ареал ограничен реками Десной и его левым притоком Неруссой на западе и севере, а на юге и востоке Сеймом и его правым притоком Свапой.

Определив таким образом ареалы формирования "мертвых" индоевропейских языков и предка современного албанского языка, мы можем теперь составить полную карту территории расселения индоевропейцев (см. рисунок 31)

Рис. 31. Общая территория расселения индоевропейцев

Ниже то же самое в GoogleMap.

View Indo-European in a larger map