Формирование ностратических языков

Иллюстрированный короткий обзор

Историю этногенеза целой группы народов следовало бы начать с момента происхождения человека, но этот вопрос вместе с вопросом о его прародине остается слишком дискуссионным. Поэтому начнем с менее спорного вопроса о происхождении ностратических языков. К этой макросемье языков обычно относят алтайские, уральские, дравидийские, индоевропейские, картвельские, афразийские (уст. семито-хамитские), но в нее могут входить также и другие языковые семьи:

Границы ностратических языков еще не могут быть определены, но их область огромна, и включает в себя настолько далеко разошедшиеся народы, что у человека почти начинается головокружение от одной мысли обо всем этом (Bomhard R. Allan. 2018, 4).

В частности, А. Долгопольский считал, что к ностратическим могут быть причислены чукотско-камчатский и эскимосско-алеутские языки. Позднее эту мысль поддержал Йозеф Гринберг, а Бомхард предположил родство с ностратическими также шумерского языка (там же, 5-7). Кроме этих языков он относит к ностратическим также тирренские языки, гилякский (нивхский) и юкагирские (Bomhard R. Allan. 2014/2015, 20)

Углубленное изучение языков мира без учета стратиграфии отдельных лексических пластов одновременнно при ложных исходных позициях заводит лингвистику в тупик. Принципиальной ошибкой многих современных теоретиков от лингвистики является включение всех, так называемых, алтайских языков вместе с тюркскими в состав ностратической макросемьи. Проведенные исследования родства между тюркскими языками графоаналитическим методом (Стецюк Валентин. 1998, 46-48) с учетом других фактов, в том числе данных археологии и топонимии, позволили найти и обосновать расположение прародины тюрок в Северном Приазовье между Днепром и Доном. Несомненные общие черты в составе всех алтайских языков говорят не об их родстве, а лишь о сродстве, возникшем в результате многовекового совместного проживания на одной территории после миграции тюрок на Алтай, повлекшего за собой обоюдные заимствования, но в основном из тюркских, по причине более высокого уровня развития их носителей (см. раздел Полемика).

Формирование остальных языков, причисляемых к алтайским, проходило, как показало их исследование тем же методом, в бассейнах левых и правых притоков Амура (см. Дальний Восток: Родственные отношения алтайских языков). Такое их географическое расположение предопределило наличие общих языковых элементов в алтайских и чукотско-камчатских и далее эскимосско-алеутских языках. Стоит лишь удалить из всех их тюркские элементы, как сразу все станет на свое месть. Но отважиться порвать с традиционнами представлениями могут немногие, особенно не те, кто вышел их школы Сергея Старостина.

Конечно, все языки мира родственны между собой, происходя из одного общего языка (Stetsyuk Valentyn. 2019, 1-28). Однако они родственны на разных уровнях и представляют собой древовидную структуру и разветвление дерева позволяет говорить о большем родстве языков принадлежащих меньшим ветвям. На практике такую картину искажают контакты с языками иных семей в разное время и на разном временном протяжении, равно как и более продолжительное пребывание в тесном соседстве с некоторыми родственными языками по сравнению с другими. В последнем случае большее подобие языков дает основание говорить об их мнимом единстве на ранней стадии, как это имеет место в случае славянских и балтийских языков. Напротив, в результате контактов между языками разных семей имеет место явление, когда в одном из языков исконных, наиболее древних слов, меньнше, чем заимствованных в более позднее время, что мы можем наблюдать на примере албанского языка. При изучении подобных языков упускается из виду, что исконные слова в языке наиболее употребительны и тем самым определяют отнесение его к генетически родственной языковой семье. Именно об этом забывают сторонники родства тюркских и монгольских языков. Интуитивная мысль о возможности генетического родства между отдельными языковыми семьями появилась уже на заре сравнительного языкознания без ясного представления о их взаимоотношениях. Несмотря на то, что было обнаружено много поразительных сходств между индоевропейскими и некоторыми другими языками, убедительных доказательств такой возможности в первых работах, посвященных этой теме, не было представлено. В целом отношение лингвистов к идее всеобъемлющего родства языков было скептическим, тем не менее многочисленность удивительных фактов подобия между отдаленными языками не ускользала от внимания особенно проницательных исследователей. Довольно подробное изложение истории исследований, приведших к идее ностратических языков, можно найти в недавней публикации американского лингвиста (Bomhard R. Allan. 2018, 1-8), здесь же коротко остановимся на возникновении интереса к этим языкам в Советском Союзе.

Активно разрабатывал ностратическую теорию на основе гипотезы Х. Педерсена и А. Тромбетти московский лингвист В.М. Иллич-Свитыч. Его первые работы, посвященные этой теме, были воcприняты критически. В числе первых среди многочисленных критиков были тюркологи Клосон, Дёрфер, Щербак. Вот одна из оценок работы Иллича-Свитыча:

Все его усилия с самого начала были сосредоточены на доказательстве ностратической гипотезы, и конкретные языки воспринимались сквозь призму предварительно сформулированных соответствий. (Щербак А.М., 1984, 35)

При этом нужно отметить, что резкость оценок сдерживалась этической стороной вопроса, которую специально отметил сэр Дж. Клосон:

Всегда неприятно критиковать работу ученого, потратившего годы интенсивного труда на ее выполнение, и вдвойне неприятно, когда его уже нет, чтобы защитить себя. Огромное трудолюбие и энтузиазм В. М. Иллич-Свитыча вызывают глубочайшее уважение к нему. Это трагедия, что они были потрачены на доказательство истинности положения, которое, вероятно, не может быть истинным (Цитируется по: Щербак А.М., 1984, 30)

В.М. Иллич-Свитыч был личностью незаурядной и смело взялся за работу, на которую мало бы кто отважился. Для этого он имел и знания и характер:

В. М. Иллич-Свитыч обладал выдающимся талантом исследователя, способностями полиглота, необыкновенной работоспособностью и умением трезво оценивать результаты своего труда. Могу с уверенностью сказать, что он взялся за решение труднейшей задачи современного языкознания не от легкомыслия. Оно было органически чуждо его природе. Иллич-Свитыч знал, что его ждет, но он «не боялся глубокой воды». Иллич-Свитыч начал искать ответа на ностратическую гипотезу в одиночестве. Лишь позже к нему присоединилось несколько способных учеников. (Бернштейн С.Б., 1986, 39).

Новые идеи всегда воспринимаются с трудом. И, как это тоже бывает всегда, с течением времени отношение к ностратической теории менялось в сторону ее признания усилиями В. А. Дыбо, который с самого начала выступил на защиту идеи своего учителя, и С. А. Старостина. В целом же бинарные связи языков, относимых к ностратическим, все еще остаются недостаточно исследованны. Однако даже поверхностное сравнение лексики отдельных пар ностратических языков, относящихся к разным языковым семьям, дают основание относиться к вопросу о существовании ностратических языков достаточно серьезно. Если говорить, к примеру, о тюркско-индоевропейских лексических соответствиях, то во многих случаях они выглядят очень убедительными. Не менее убедительными являются индоевропейско-финно-угорские соответствия, но часто они трактуются как заимствования из индоевропейских в финно-угорские, как это делает иногда, например, вслед за другими исследователями Кайса Хяккинен в этимологическом словаре современного финского языка (Häkkinen Kaisa. 2007). К таким заимствованиям он относит финно-угорские слова со значением "кора" (фин. kuori "кора, кожура", вепс. kor' "кора дерева", эрзя, мокша kar' "лапоть", хант. hŏr "кора дерева", манси kor- "драть лыко"), "много" (фин. moni, эст. mõni, удм. mynda) и некоторые другие. В иных случаях Хяккинен относит подобные индоевропейские и финно-угорские слова к какому-то неопределенному общему языку (напр. и.-е. *aĝ- и ф.-у. *aja- "гнать") или объясняет ранними контактами между индоевропейским и уральским языковыми сообществами (напр. и.-е *nomn- и ф.-у. *nime – оба "имя"). К ностратическому наследию финский лингвист относит только ф.-у. *kala "рыба" (фин. kala, саам. guolli, мари kol, венг. hal и др.). Странно, что при признании существования ностратических языков вообще к ним из всех финно-венгерских было отнесено только одно слово при игнорировании других примеров, некоторые из которых бывают очевидными. Скажем, подобие др.-инд. uda, гот. watō, слав. woda "вода" и фин. vesi, мари wüt, морд. ved' "то же" не может быть случайным, но возможны и более сложные свидетельства древних родственных связей. Одним из таких свидетельств может быть этимологический комплекс со значениями "сосна", "ель", "живица", "смола" (лат. picea, алб. pishе, мок.. эрз. пиче "сосна", нем. Fichte "ель", лат. picis, гр.πισσα фин. pihka, эст., вепс. pihk "древесная смола, живица", рус., укр. пекло и др.). При случае, подобие мансийских и хантыйских слов германским объясняется заимствованием. Такие заимствования могут считаться возможными, когда нет определенного представления о расположении областей распространения тех или других языков в доисторические времена.

По той же причине ко включению картвельских языков в состав ностратической макросемьи относятся критически и некоторые кавказоведы, считая, например, такие слова как груз. ანკესი (anķesi) "рыболовный крючок, удочка", დრო (dro) "время", მკერდი (mķerdi) "грудь", ნახვრეტი (naxvreti "дыра", ფართო (parto) "широкий", ფრთა (prta) "крыло", "перо", мегр. ლეტა (leţa) "глина" и др. просто древними заимствованиями из праиндоевропейского. В других случаях предполагается заимствование из осетинского: мегр. ნოსა (nosa), лаз. ნისა (nisa) "невестка" (осет. nostæ, п.-и.-е. *snusós), что маловероятно по географической и сомнительно по фонетической причинам. Картвельско-финно-угорские соответствия, такие как груз. ფიჭვი (pičvi) "сосна" – мок. пиче "то же", фин. pihka "живица"; груз. ვერძი (verdzi) "баран" – мок. вероз "ягненок" и др. не рассматриваются как ностратическое наследство по причине скептического отношения к самой ностратической теории (Климов Г.А., Халилов М.Ш.. 1994, 15 и далее).

Не углубляясь в ученые споры, я попытался проанализировать уже собранные, обработанные, хотя и не полностью, систематизированные результаты исследований В. Ильича-Свитыча (Иллич-Свитыч В. М., 1971) с помощью графоаналитического метода. Напомню, что суть метода заключается в создании графической модели родства языков, принадлежащих к одной языковой семье, на основе лексико-статистических данных. Описание этого анализа и полученные результаты опубликованы в работе, посвященной изучению доисторических этногенетических процессов в Восточной Европе [Стецюк Валентин. 1998: 27-36]. Здесь же я коротко представлю окончательный вывод о локализации прародины ностратических языков.

После обработки всех материалов Ильича-Свитыча, дополненных незначительным количеством материалов другого российского лингвиста [Андреев Н. Д.. 1986], оказалось, что из 433 общего числа языковых единиц (признаков) 34 являются общими, а остальные солержали 255 единиц уральских, 255 алтайских, 253 индоевропейских, 240 семито-хамитских, 189 дравидийских и 139 картвельских. Затем было подсчитано количество взаимных признаков в парах языков и расчеты дали результаты, представленные в таблице 1.

Таблица 1. Количество общих признаков между семьями языков

На первый взгляд, между этими данными нет никакой закономерности, но она проявляется, если на их основании построить схему родственных взаимоотношений изучаемых языков. Она показпна на рис. 1. Описание процеса построения дается в разделе Графоаналитический метод. Само приведение исходных даных в определенную систему, выразившуюся в достаточно правильной геометрической фигуре, опровергает обвинения Илличу-Свитычу в предвзятом подборе материала, ибо он, конечно же, не предполагал такого результата.

Рис. 1. Схема родственных отношений ностратических языков

Как уже замечено выше, тюркский язык не входит в состав алтайской языковой семьи, поэтому место алтайских языков на схеме фактически принадлежит исключительно тюркским. Наличие незначительного количества признаков, свойственных только алтайским языкам, в таблицах Ильича-Свитыча схему родства исказить в значительной степени не могло.

Следующим шагом является поиск места размещения полученной модели на карте там, где имеются ограниченные географическими границами ареалы. К моменту получения схемы дальнейшие поселения индоевропейцев, финно-угров и тюрок были уже определены в Восточной Европе. Имея эти данные, а также принимая во внимание современные места поселений семито-хамитов (Африка, Передняя Азия), дравидских народов (юг Индостанского субконтинента) и носителей картвельских языков (территория Грузии и Лазистана на северо-востоке Турции) и то, что полученная схема довольно компактна, районом поисков могла быть только Передняя Азия. Мысль о локализации прародины индоевропейцев именно в этих местах не нова, но она не учитывала одну осообенность глотто- и этногенеза индоевропейцев.

Многие исследователи считали, что расщепление индоевропейского языка происходило еще на прародине его носителей и это затрудняло ее поиски, так как сопоставление различных данных приводило к взаимоисключающим результатам. В связи с этим возникло предположение, что формирование отдельных языков происходило вдали от прародины в месте, которое можно назвать второй прародиной индоевропейцев. По словам Сафронова, гипотезу о существовании двух прародин, одна из которых находилась на территории Армянского нагорья, а вторая – в степях Восточной Европы, выдвинул еще в 1873 г. некий Миллер, личность которого установить не удалось (Сафронов В.А., 1989, 23). По мнению Т.В.Гамкрелидзе и В.В.Иванова индоевропейская общность находилась "в пределах Ближнего Востока, вероятнее всего в областях северной периферии Передней Азии, то есть к югу от Закавказья до Верхней Месопотамии" (Гамкрелидзе Т.В., Иванов В.В., 1984, 890).

При детальном анализе географической карты Передней Азии с учетом обязательного наличия географических границ ничего подходящего не было найдено, кроме территории с библейской горою Арарат в центре вокруг трех озер Ван, Севан и Урмия. О том, что географические границы здесь выражены очень хорошо, говорит наличие именно на этой территории государственных границ шести (очень показательно!) современных государств. Три озера образуют правильный треугольник, на который очень хорошо накладывается центральная часть нашей схемы. Но поскольку треугольники равносторонние, здесь и возникла проблема выбора. Ясно было, что предки дравидов должны были бы занимать ареал где-то на юге или на востоке общей территории.

View Nostratic Urheimat in a larger map

Дополнительными основаниями для выбора были, во-первых, обстоятельство, что современные картвелы, очевидно, остались неподалеку от своих старых мест поселений, а во-вторых, учет возможности движения индоевропейцев, уральцев и тюрок на север без препятствий по очереди одни за другими. Если бы мы выбрали зеркальный вариант схемы родства, то картвелы должны были заселять территорию севера современного Азербайджана в отрогах Большого Кавказского хребта, что делало совершенно невозможными их контакты с носителями остальных ностратических языков, ибо их бы разделяли огромные пространства болот в нижнем течении рек Аракса и Куры, которые в значительной степени сохранились и до сих пор. Правда, эти болота затрудняли бы и переход индоевропейцев, уральцев и тюрок на новые места поселений в Восточной Европе, но это была одноразовая акция, которую можно было осуществить водным путем по течению Аракса, а далее через Дербентский проход в Предкавказье. Кроме того, двигаться вдоль западного побережья Черного моря через болотистую Колхиду они не могли, ибо удобного водного пути там нет.

Таким образом, при принятой схеме предки современных картвелов заселяли ареал на территории современной Грузии, т.е. здесь этнический состав населения в течение тысячелетий должен был оставаться практически неизменным. Изучение древнейших картвельских индоевропеизмов советскими кавказоведами хорошо подтверждают результат полученный графоаналитическим методом:

… я неизменно отстаивал положение об автохтонности картвелов в Грузии, впервые последовательно разработанное в советской науке Г.А. Меликашвили (Климов Г.А. 1986, 159).

Цитированный автор в другом месте утверждал, что ареал индоевропейцев должен быть расоположен неподалеку от картвельского:

Накопленный научной традицией материал свидетельствует о том, что картвельская языковая область с древнейшей поры находилась в соприкосновевии с ареалом распространения индоевропейской речи (Климов Г.А. 1994, 206).

Климов говорит о "соприкосновении", но на самом деле между картвельским и индаевропейским ареалами был расположен тюркский вокруг озера Севан на южных склонах Малого Кавказа и, очевидно, на противоположном берегу Куры до хребта Агрыдаг и до горы Арарат. Индоевропейская прародина была восточнее, за Зангезурским хребтом, возможно, на территории современного Карабаха и на правом берегу Аракса до болотистой местности на востоке и на севере. При таком расположении языковых областей в картвельских, тюркских и индоевропейских языках должны остаться общие для них лексические соответствия. Для упомянутых выше грузинских слов они могут быть такими:

ანკესი (anķesi) "крючок" – п.-и.-е. *ank- "гнуть" – др.-тюрк. eŋ "гнуть".

დრო (dro) "время" – гр. ἁμαρτή "в то же время, одновременно", др.-инд. r̥tú-ḥ "определенное время" (из п.-и.-е. *ar- "проходить") – др.-тюрк. ertä "рано, утром".

მკერდი (mķerdi) "грудь" – Ав. mǝrǝzāna "живот" (из п.-и.-е. *mak- "пухнуть") – др.-тюрк. baγīr "печень, сердце", тур. maγar"пещера".

ნახვრეტი (naxvreti) "дыра" – п.-и.-е. *antro-m "пещера, дыра" – др.-тюрк. oŋuraj "зиять".

ფართო (prta) "широкий" – др.-инд. práthati "расширяться", (из п.-и.-е. *plat "широкий, плоский") – др.-тюрк. bol "обширный, широкий", bulut "туча".

ფრთა (prta) "крыло" – др.-инд. páttra "крыло, перо" (из п.-и.-е. *ptē- чув. пăрт "вспорхнуть".

Уральцы заселяли ареал вокруг озера Урмия, а на запад от них за Курдистанским хребтом вокруг озера Ван жили семито-хамиты. Южнее от тех и других на склонах гор Хакяри и Курдистанского хребта в бассейне рек Тигр, Большой и Малый Заб должны были сидеть предки дравидов. Судя по такому размещению схемы и самой ее конфигурации (картвельский ареал лежит несколько в стороне от остальных), какой-то ностратический язык, кроме шести рассмотренных, должен был сформироваться недалеко на территории современной провинции Карс в Восточной Турции. Дальнейшая судьба гипотетических носителей этого языка остается неизвестной, но можно предполагать, что из него развились хетто-лувийские языки, носители которых не мигрировали в Европу, а заселили Малую Азию. (См. Карту- Рис. 2)

Рис. 2. Космический снимок NASA колыбели человечества с обозначенными ареалами формирования ностратических языков.

Очевидно, ностратический праязык расчленился не на шесть языков. Нужно принять во внимание еще и кавказские языки, родство которых с какой-либо определенной языковой семьей пока еще не определено (точнее, которые еще «не вписались в общепризнанную систему»). После публикации своей работы, в которой впервые сообщалось о прародине индоевропейцев в районе трех озер, я провел исследование кавказских языков графоаналитическим методом на материалах Сергея Старостина. Полученные модели этих языков позволяют утверждать, что они сформировались в долинах Главного Кавказского хребта, т.е. предки носителей современных абхазо-адыгской и нахско-дагестанской групп языков были исконными поселенцами своих теперешних мест поселений, а их общий когда-то язык был одним из древнейших диалектов ностратического праязыка, носители которого раньше всех оторвались от общего палеолитического ностратического племени и заселили южные и северные склоны Большого Кавказа, в тот время как носители остальных шести ностратических языков оставлялись еще в районе трех озер длительное время. Приняв это предположение, мы можем думать, что к моменту переселения ностратических групп в Европу и склоны Северного Кавказа, и степи Предкавказской равнины были уже заселены носителями кавказских языков. Поэтому индоевропейцы, уральцы и тюрки должны были двигаться далее на север.

Предложенная локализация прародины ностратических языков не могла остаться незамеченной в научном мире, однако не нашла поддержки, но и критической оценки тоже. Я пытался познакомить со своей работой российских ученых Сергея Старостина и Анну Дыбо, но не нашел понимания. Аллан Бомхард полагает, что позиция некоторых российских ученых «склонна тормозить прогресс в изучении дистантно-лингвистических отношений между рассматриваемыми языками/языковыми семьями» [Bomhard Allan R. 2021, 6]. Могу сказать больше: российкое языкознание реакционно по своей сути и служит великодержавной идее российской политики. Моя статья с описанием графоаналитического метода, которым я уже исследовал около 130 различных языков двенадцати языковых семей и групп, была высмеяна в оскорбительном тоне, а я был представлен как дилетант в языкознании [Журавлеа А.Ф. 1991]. Эта моя репутация до сих пор поддерживается российским академическим языкознанием, имеющим большое влияние в научном мире.

С другой стороны, критическое отношение к словарю ностратического языка, составленноuj Ильичем-Свитычем, породило убеждение, что его анализ графоаналитическим методом не может дать достоверных данных. Однако, несмотря на критическое отношение к нему, за 50 лет не было проведено его фундаментального анализа. И, наконец, эту задачу взял на себя Бомхард, переработавший все три тома словаря Ильича-Свитыча, в то время как у меня был доступ только к первому. В недавно вышедшей работе (Bomhard Allan R. 2021), он внимательно рассматривает 376 этимологий словаря Ильича-Свитыча, из которых 167, по его мнению, имеют ошибочную этимологию и поэтому отбрасываются из рассмотрения. Кроме того, из списка оставшихся этимологий он удаляет примерно восемь десятков слов, включенных в него по ошибке. Используя его оценку, я сократил список до 209 единиц, вычеркнув как целые этимологии, так и отдельные ошибочные слова, и представил полученный лексический материал в виде словаря-таблицы в редакторе Excel. Таблица содержит 122 индоевропейских слова, 116 алтайских, 111 уральских, 108 семито-хамитских, 103 дравидийских и 63 картвельских слова. Формат таблицы упростил подсчет количества общих слов в парах языков для использования этих данных в графическом анализе. Результаты подсчета приведены в Таблице 2.

Таблица 2. Количество общих признаков между семьями языков согласно откорректированного ностратического словаря.

Новая графическая модель родства ностратических языков, построенная на основе этих данных, представлена на рис. 3.

Рис. 3. The model of the relationship of the Nostratic languages according to the corrected dictionary of the Nostratic language.

Как можно видеть, новая модель сохраняет ту же конфигурацию, что и модель, построенная ранее на некорректированных данных. Из этого следуют следующие выводы:

1. Конфигурация моделей графически отражает истинное родство ностратических языков. Это эмпирическое обобщение, которое, по выражению Вернадского, "не отличается от научно установленного факта" (Вернадский В.И. 2004, § 15).

2. Графоаналитический метод позволяет восстановить родственные отношения родственных языков на лексическом материале, содержащем значительное количество несистематических ошибочных этимологий.

3.Исправление Бомхардом Ностратического словаря Ильича-Свитыча содержит систематическую ошибку, выражающуюся в неоправданно чрезмерном использовании ошибочных соответствий между индоевропейскими и семито-хамитскими языками. Словарь содержит слов из индоевропейских языков больше, чем других, что должно было бы соответствовать центральному положению праиндоевропейского языка среди всех ностратических. Однако связи индоевропейских языков с другими ностратическими противоречат этому предположению. Таким образом, лексический материал Бомхаарда нельзя считать репрезентативной выборкой из общей совокупности лексических данных ностратических языков. Соответственно, его представление о составе ностратических языков может быть поставлена под сомнение.

Конфигурация модели отношений ностратических языков позволяет более точно составить репрезентативную выборку их лексики. Если мы имеем лексические соответствия между двумя языками, ареалы которых не имеют общей границы, то велика вероятность того, что в контактах у этих языков был посредник, языковой ареал которого лежал между ареалами этих двух языков. В качестве примера приведем отдельные соответствия между индоевропейским и дравидийским языками, между ареалами которых лежит ареал уральского языка.

Ностр. *Ḳarʌ "скала, крутой подъем" имеет соответствеие в и.-е. *ker- "скала, камень" и драв. *kar(a)- "берег, край". Фин. kari "подводный камень, галька, отмель" также может быть включено сюда.

Ностр. *Ḳurʌ "кровь" имеет соответствеие в и.-е. *kreuH- "свернувшаяся кровь, окровавленное мясо" и драв. *kuruti "кровь". Фин. kura "грязь, застаревшая гряь, нечто в ране" также может быть включено сюда.

Уральские и тюркские языки имеют гораздо больше общих черт в фонетике, морфологии и синтаксисе, чем между ними и индоевропейскими языками. В фонетике прежде всего тюркские и уральские языки связывают гармония гласных, не выраженная четко в индоевропейских. В морфологии отличительными признаками этих языков является отсутствие грамматического рода и артикля, склонение при помощи однозначных стандартных аффиксов, поссесивное склонение по лицам с помощью притяжательных суффиксов, наличие послелогов и отсутствие предлогов, отсутствие после числительных множественного и двойственного числа и некоторые другие особенности. Синтаксис этих языков отличается от индоевропейских тем, что определение стоит только перед определяемым словом, поссесивная функция выражается формами глагола "быть", а не "иметь", как в индоевропейских языках, вопросительная форма предложения передается особой частицей и др.

Такое обилие общих признаков между тюркскими и уральскими языками говорит о том, индоевропейцы первыми покинули свою прародину, в то вермя как предки тюрок и уральцев еще длительное время оставались в Закавказье будучи соседями, и поэтому сохраняли между собой тесный языковой контакт.

Еще одной особенностью новой схемы является расположение дравидийского ареала ближе к центру, чем это было в предыдущей схеме, что отражает языковые связи дравидийцев с носителями пратюркского и прауральського языков более тесные, чем с носителями афразийского языка. Очевидно носители последнего первыми оставили свою прародину, двигаясь по долине реки Мурат до Евфрата и далее на Аравийский полуостров, а, возможно, и в Анатолию.

В последнее время наметилась тенденция выделение афразийских языков в отдельную макросемью и исключение семито-хамитских из числа ностратических, что кажется особенно странным. Зафиксированные ранее связи семито-хамитских языков с другими ностратическими никуда не исчезли и те из них, которые бросились в глаза в первую очередь должны быть наиболее тесными и относящимися к периоду формирования. То что многие африканские языки имеют много общих элементов с семитскими напоминает ситуацию с алтайскими языками – позднейшие многочисленные заимствования заставляют говорить о тесном генетическом родстве, тогда как на самом деле имеет место сродство.

Если попытатся определить время, когда носители шести ностратических языков начали расселяться со своих прародительских мест, следует вспомнить, что Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванов относят первое диалектное членение индоевропейских языков, когда возникают первые диалекты, из которых позже развились анатолийские языки, не позднее IV тыс. до н.э. (Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В., 1984, 861). И уже затем индоевропейцы, по их мнению, двинулись в Европу вокруг Каспийского моря и где-то по дороге от них отделилась индо-иранская группа.

Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванов считаются авторитетными индоевропеистами, несмотря на основательную критику их главной работы. Отдельные факты, которыми руководствовались авторы, могут иметь различное толкование и приводить к совершенно другим выводам(Павленко Ю.В. 1994, 5). В некоторых случаях критика носит довольно едкий характер (Mańczak Witold. 1991, 38), что, очевидно, говорит о явных противоречиях в их теории. Но основные возражения таковы:

1. Нет никаких археологических свидетельств в пользу такого движения через Среднюю Азию или вдоль восточного берега Каспийского моря (Сафронов В. А., 1989, 26).

2. Отделению индо-иранской общности от большинства индоевропейцев еще в Закавказье противоречат позднейшие тесные контакты индо-иранских языков с финно-угорскими, носители которых в IV тыс. до н.э. не могли заселять области южнее Каспийского моря. Эта противоречивость гипотезы Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванова сразу бросается в глаза. Как пишет Е. Е. Кузьмина:

Т. Барроу, В. И. Абаєв, Я. Харматта показали древность не только иранских, но и индоарийских связей финно-угорских языков. Попытка Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванов дать иную интерпретацию этим фактам не получила поддержки со стороны лингвистов (Кузьмина Е. Е., 1990, 33).

При доказанном присутствии инодоиранцев в Восточной Европе утверждение Гамкрелидзе и Иванова не вкладывается в хронологические рамки. Прикочевавши из Закавказья в Восточную Европу, они, без сомнения, должны были прожить тут немалое время, а потом носители, по крайней мере, только древнеиндийского языка должны были уже во II тыс. до н.э. добраться до Индостана, что было бы невозможно, если бы индоевропейцы начали переселяться в Европу в IV тыс. до н.э. Это были бы для тех времен поистине сумасшедшие темпы, поскольку вообще считается, что скорость миграций тогда равнялась одному километру в год (Збенович В. Г., 1989, 183).

Дальнейшие исследования дают нам основания считать, что индоевропейцы появляются в Восточной Европе в начале V тыс. до н.э, а уральцы и тюрки на несколько столетий позже. Таким образом, можно сделать вывод, что носители ностратических языков должны были пребывать в Передней Азии самое большее до конца VI тыс до н.э., после чего начали расселяться в разных направлениях.

Противоречие во взглядах Гамкрелидзе и Иванова вовсе не означает, что прародина индоевропейцев была где-то за пределами Передней Азии, как понимают это некоторые ученые. Правы, хотя и не совсем, те, кто говорят о двух индоевропейских прародинах. Одна определяется в Передний Азии, а вторая в Восточной Европе:

Территория Северного Причерноморья и Поволжье, включая Приуралье рассматривается как вторая прародина индоевропейской общности, а именно: племен-носителей древнеевропейских диалектов, пришедших в этот регион вместе с племенами ариев в результате длительных волновых миграций из района на стыке Малой Азии и Армянского Нагорья (Довженко Н.Д., Рычков Н.А., 1988, 37).

Двузначность излишня – индоевропейцы, как и другие этносы, имеют одну прародину – это и территория, где начал формироваться индоевропейский праязык. Позднейшее носители этого праязыка могли переселяться в другие места, но там уже будет прародина их потомков. Наиболее точно высказался Х.Бирнбаум:

И, вероятно, если основной ареал распространения ностратического языка действительно – как это предполагалось – следует идентифицировать с Закавказьем, восточной (и южной) Анатолией и верхним течением Тигра и Евфрата, совершенно естественно было бы предполагать в качестве позднейших ареалов распространения праиндоевропейского языка территории, более близкой к Черному морю – районы Понтийских степей, в Северной и Западной Анатолии…(Бирнбаум Х., 1993, 16).

Будущие археологические исследования могут уточнить места расселения ностратических народов на своей прародине. Пока материалы о неолитических поселених на Южном Кавказе собраны интернациональной группой археологов (см. Карту ниже)

Слева: Распространение памятников культур группы Шулавери-Шомутепе в Грузии, Азербайджане и Турции в VI тыс. до н.э.
По материалам Свенда Хансена, Гурама Мирцхулавы и Катрин Бастерт-Ламприхс (карта Vl. Ioseliani)

1. Арухло. 2. Шулавери-Гора. 3. Імирис-Гора. 4. Гадахрилис-Гора. 5. Данґреулі-Ґора. 6. Храміс-Діді-Ґора. 7. Машаверас-Ґора. 8. Шомутепе. 9. Тойре-Тепе. 10. Гаргалар Тепеси. 11. Гейутепе. 12. Арташен. 13. Акнашен-Хатунарх

На карте представлены памятники VI тыс. до н.э. на территории значительно меньшей, чем та, которую занимали ностратические народы, поэтому невозможно сказать точно, к какому времени нужно относить их переселения (или расселения) с исторической прародины. Уточнение этого времени можно будет сделать после связывания археологических культур Закавказья, Ближнего Востока и Восточной Европы, то есть территорий их более поздних поселений.

Общее знакомство с работами посвященными ностратическим языкам, позволяют говорить о том, что доказательства существования такой макросемьи ведутся индуктивными методами на софистическом уровне. К примеру, так делает Аллан Бомхард, когда в доказательство приводит общую лексику, звуковые соответствия и подобия грамматических форм (Bomhard Allan R. 2018, 26-27). Великое множество примеров из различных языков сложно увязать между собой, если их не привести в определенную систему, такую, как дает применение графоаналитеческого метода.

Наилучшим доказательством существования ностратической языковой макросемьи является размещение места образования первичных диалектов этой семьи. В результате такого размещения мы получаем целую цепочку взаимно связанных дедуктивных умозаключений, позволяющих разрешить основополагающие проблемы исторической лингвистики, такие как, например, принадлежность тюркских языков к алтайской семье, этническая принадлежность носителей культуры шнуровой керамики, киммерийцев и скифов, загадка возникновения некоторых государств в Восточной Европе и другие менее значительные.

Следует отметить, что не все носители ностратических языков покинули свою прародину. Дальнейшие результаты исследований, так же как и исторические факты позволяют утверждать, что при переселении народов всегда на старых местах поселений остается какая-то их часть, которая не решается или не имеет серьезных оснований отправляться в дальние странствия.

Подробнее пребывание ностратических народов на своей прародине в более раннее время рассматривается в разделе Передняя Азия как культурный очаг времен неолита